Почти четверть часа разведчик упорно крутил ручки настроек, но поймать нужную волну не получалось, в эфир то и дело прорывалась немецкая речь. Он понял, что находится слишком далеко от штаба и его глушат немецкие радиостанции. Поэтому он снова взобрался по веткам на вершину, прицепил провод на самую верхнюю ветку и спустился вниз. Сложный маневр пришлось повторить несколько раз. Уже совсем стемнело, звезды высыпали на небе, а разведчик упорно спускался вниз и опять карабкался по елям вверх, зажимая провод в кулаке.
Наконец через шум прорвались знакомые позывные штаба:
– Береза, Береза, прием, как слышно меня?
– Говорит Береза, операция «Гнездо»! Примите срочную телефонограмму, – воскликнул обрадованный Шубин. У него получилось, станция заработала!
Полетели по радиоволнам цифры и буквы шифровки, за каждой из них скрывалась ценнейшая информация, которая поможет Красной армии разгромить врага с воздуха. Он диктовал и диктовал, пока голос не охрип. Вдруг на том конце беспроводной линии тонкий женский голосок прервал зычный мужской голос:
– Береза, Береза, прими приказ. Покинуть квадрат наблюдения, операция «Гнездо» закончена. Возвращайся на исходную.
– Есть! – радостно откликнулся Шубин. Он был рад тому, что услышал голос генерала Ростова, а разведоперация успешно закончилась. Он может возвращаться назад после затянувшейся на несколько дней вылазки. Скоро в небо поднимутся советские самолеты с бомбами на борту, чтобы ударить по тем участкам, которые указал в своем докладе разведчик. И ему надо убираться отсюда, переходить нейтральную землю между фронтами, пока здесь не начался адский котел из взрывов и огня.
Но что же делать с рацией и толовыми шашками? Снова запрятать в тайнике? И Шубин принялся глубже разрывать пространство под вздыбившимися корнями старой ели. Она укрыла его от фашистов, она помогла ему связаться с центром, а теперь еще будет хранить партизанское имущество – радиоточку и оборудование для взрыва.
Копать пришлось толстым суком. Вырытую яму Шубин бережно выложил остатками брезента и плотным слоем сухой хвои, чтобы спасти аппаратуру от влаги. «Когда окажусь на советской стороне, то обязательно сообщу координаты Дерябину». Он со своим отрядом проберется сюда и заберет рацию себе, а заряды использует, чтобы пускать составы под откос. Глеб повязал на ветку белую тряпицу, в которую Машура завернула ему перед уходом жесткую лепешку – скромное угощение от ее большого сердца. И не выдержал, улыбнулся от мысли, как она будет удивлена, когда платочек вернется к своей хозяйке.
Разведчик выполнил свой долг, и ему пора было отправляться в обратный путь. Он представлял себе, как сейчас будет двигаться вдоль насыпи с другой стороны, потом перейдет лесной массив и к утру окажется у нейтральной полосы. Там, на изрезанной оврагами местности, будет удобно где ползком, где бегом пройти незамеченным постовыми. Маршрут уже сложился у Шубина в голове благодаря советам старого Кузьмы, который подробно описал проход по вражеской территории.
Через два километра на восток разведчик уже собрался было выйти из лесного укрытия и перебраться через насыпь, пока не показались обходчики на дрезине или новый состав, как вдруг его остановила немецкая речь и аромат табака – впереди были люди и, судя по количеству голосов, не меньше десятка. Немцы хохотали, орали во всю глотку, перекрывая женские крики.
Глеб лег на землю, прополз немного и осторожно вытянул вверх голову, пытаясь понять, что происходит на железной дороге. Но присматриваться нужды не было, стоящий поезд был ярко освещен – из всех окон лился яркий желтый свет. Это был состав, состоящий не из теплушек или платформ для перевозки вооружения – на путях стоял бронированный поезд из шикарных вагонов, в которых к новому штабу ехало командование военных частей, что были переброшены в срочном порядке на строящуюся цитадель. Из открытых окон тянулись в небо клубы дыма от тлеющих сигарет и трубок, где-то надрывался патефон, звенели стаканы, говоря о веселом застолье. У первого вагона кучка мужчин в форме офицеров наблюдала за сценой, отпуская то и дело шутки и выкрикивая оскорбления. Толстый военный с генеральскими погонами на плечах был настолько пьян, что еле держался на ногах. Он размахивал пистолетом, то и дело роняя его под смех своих товарищей, и ревел трубным голосом. Он повторял одну и ту же фразу хрупкой женщине, одетой лишь в тонкую шелковую комбинацию:
– Ты – вещь, ты – моя вещь!
А она, не обращая внимания на ругательства других мужчин, на оторванную лямку, которая слетела и обнажила белую грудь, кидалась изо всех сил на пьяного и колотила кулачками того в грудь: