Свингующие пары

И заслуживаем самого большого вознаграждения, которое они могут нам предоставить – небытия. Но не смерти, о, нет. Я просто жажду раствориться в атомах океанского воздуха, в видах у моря, рассыпаться горсткой песка – вместе с тобой, – и избавиться от своей личной истории. Очень скоро почетного консула Уругвая, Диего Н., и его служанки, Анны-Марии Д. Х. М. – а на самом деле уроженца МССР, Давида Р-тна, и его сестры, Ольги Р-тн, – не станет. О нас никто не спросит. Провинциальные дьяволиады, местечковые маскарады, уездные свинг-вечеринки: здесь все еще суматошнее, пышнее, ярче и сумасброднее, чем в таких центрах мира, как Лондон и Париж.

В деревне, чтобы оставаться в центре внимания, надо прилагать куда больше сил и изобретательности.

Нас не будет неделю, и о нас забудут. Какой-нибудь другой консул вздохнет с облегчением, какая-нибудь посольская блядь – из Настоящих послов, а не сраных почетных консулов, как они шепчутся в лимузинах, перед тем, как выйти и поулыбаться нам, и пройти в наш дом, – устроит торжественный прием, чтобы стать звездой на миг, халифом на час. Если бы Млечный путь состоял из людей, он был бы устлан костями и полит кровью. Я же предпочитаю другие виды смазки, сладкая. Например ту, что капает из твоей дыры, стоит мне зажать тебя в углу, и потыкать в твои пышные ягодицы своим толстым обрезанным членом. Ну скажи, скажи, ну ведь не было у тебя никогда такого… большого, толстого, великолепного, а? Скажи мне хоть что-нибудь, я прихожу в отчаяние от того как часто ты молчишь. Сладкая, Анна-Мария моя, ты вошла в роль служанки-подстилки так крепко, что мне иногда даже странно становится. Разглядывая твое лицо, я начинаю находить в нем черточки чего-то индейского. Что же, значит ты такая же великолепная лицемерка и фальшивая блядь, как я. Надо бы тебе познакомиться с писателем Лоринковым. Он тоже дешевая кокетка. Думаю, вы бы поладили. Впрочем, прости, я чересчур завелся из-за этого твоего враждебного молчания, что длится порой неделями. Чего ты хочешь от меня, Анна-Мария? Дать тебе денег и отправить восвояси? Но что ты умеешь делать? Ты пропадешь без меня, несчастная девочка, которая только и научилась, что мыть посуду – да и это она делает не очень умело, вызывая нарекание хозяйки, – ты ревнуешь к тому, что я иногда ночую с Лидой? Но я буду изменять тебе и после того, как брошу жену. Ну, или она меня, ведь, как я говорил, она все чаще посматривает на меня так, словно прикидывает, каковы наши шансы. Ты никогда не понимала, почему я женился на ней, сладкая. А все ведь очень и очень просто.

Она напоминает мою сестру.

Тебя, сладкая. Но нет никаких причин ревновать – у нас с тобой такая богатая личная история, что я все оставшиеся 100 с лишним лет жизни намерен посвятить исключительно нам. Я хочу состариться с тобой и нахожу справедливым, что мы умрем вместе. Раз уж мы родились вместе же. Я никогда не говорил тебе об этом, а сейчас, так и быть, скажу. Лиду я встретил во время одного из своих великих крестовых походов, как я шутливо называл попытки уйти от тебя. Ведь для этого все эти крестоносцы сраные бежали на святую Землю, разве не так? Не обрести, но потерять.

Я хотел потерять тебя, как опостылевший лен, как замок, который требует капитальных вложений, которых нет.

Я запутался в тебе, как в долгах, я погряз в тебе, как в карточной игре. Ты помнишь, мы уже жили вместе, но гениальная идея с почетным консульством еще не пришла мне в голову: это случилось позже, когда я, поддавшись порыву сентиментальности, съездил в город нашего детства, чтобы убедиться – он потерян навсегда. Это был совершенно другой город: остатки мраморного великолепия, затерянные в джунглях, и населенные обезьянами. Как он оказался непохож на Кишинев нашего детства! Кукольный, игрушечный, чистенький городок исчез куда-то, словно смятая кулаком бумажная модель. Вот в этом-то мятом ворохе бумаги – грязной и потемневшей – мы сейчас и живем. Но тогда, прогуливаясь по разбитому асфальту Кишинева, я и встретил ее. Лиду.

Она дала мне просто и естественно, как сраная крестьянка – проезжавшему мимо лорду.

Что неудивительно. Она была шлюхой. Настоящей, ну, проституткой. Брала еще не по прейскуранту, но уже брала. Крутилась – вертелась в местах, где можно встретить иностранца. Она с ними жила – все время их пребывания в Молдавии. Иногда это длилось пару недель, иногда месяц, а как-то даже – почти полгода. Она рассказала мне, пока мы обедали. Лиду интересовало, на сколько я приехал в Молдавии. Я предложил обсудить это наедине, и мы пошли в ресторан, а потом в гостиницу, где я разложил свою новую знакомую на кровати. Она не кокетничала и не смущалась, и не выторговывала себя подороже, как стали делать женщины этого города, когда поняли, что мужчины – их последняя надежда, – не стоят и ломаного гроша. Мужиков здесь нынче почти не осталось. Потому, может, мне так и нравится устраивать эти гигантские вечеринки в доме. Я на их фоне выделяюсь.

Ну, а еще и писатель.

Поэтому мы так часто вместе.