Свингующие

Помнил ли Каспар Бориса Митрофановича?! Еще бы… Фаныч. Вздорный скандалист. Два кусочка сахара… гемофобия. Но, Матерь Божья, что же он хорошего мог сказать о разочаровавшем его выскочке фрейдисте, который своими воззрениями посмел пошатнуть самооценку достойнейшего гражданина?! И что общего могло быть у милой, умной женщины с этим вредным типом…

– Человек он своеобразный. Но умеет признать свои ошибки, – невозмутимо продолжала Валентина. – Вам не верится, я чувствую. Не носите красное, в нем вы меньше располагаете людей к себе.

Валентина изъяснялась неожиданно. Потому что так до людей лучше доходит. Каспар поначалу ловил ее на играх в ассоциации, но она использовала это для поиска его слабых точек.

– Только учтите: голубой – это тоже не мой цвет! – Каспар опрометчиво процитировал реплику из «Кабаре». Валентине тоже нравился этот фильм.

– Да разве я на это намекаю? – весело посмотрела она поверх очков и снова прикинулась уютной, радушной домохозяйкой, которая зовет на борщ с пампушками. – Скажите, человек с протестантским именем, почему вы всегда настороже? Вы всегда протестуете заранее?

Именно так! Когда Каспар с Валентиной уже вверглись в жаркую дипломную полемику, ученик все же раскрутил учителя на ответное откровение:

– Вы уверены, что Борис Митрофанович последовал моим нехитрым рекомендациям… Он же меня едва ли не проклял! Может, мы говорим о разных людях?

– Не кокетничайте. Двух одинаковых Митрофанычей, которые обратились к двум одинаковым Каспарам, не бывает. Да, характер у него тяжелый. Он из породы тех, кто обругает, но послушается. Кто хает ваше блюдо, а потом сожрет за милую душу. Обидно? Мне тоже. Я ведь была его женой…

Каспар онемел от изумления. Вот уж воистину тонка прослойка, а где тонко, там и рвется! Валентина невозмутимо продолжила:

– Это очень давняя история. Но мы общаемся, ведь у нас… точнее, у меня от него дочь. Он изложил мне ваши оригинальные выкладки. Про его гемофобию и, как следствие, некую брезгливость к женскому полу, к детородной функции вообще. Браво! Вы попали в точку, протестантский человек. Но, видите ли, наша с вами досада в том, что мало кто слушает свои скрытые течения. А на поверхности шелуха, корысть и склока. Когда-то Борис был энергичным и щедрым. Для всех, кому посчастливилось не приходиться ему близким родственником, он был душа-человек. Впрочем, и о близких напоследок он умел позаботиться: можете себе представить, что он оставил нам с дочкой квартиру…

– Нет, не могу! – вырвалось у Каспара. – Я вообще не верю больше в подаренные квартиры. Это миф! Или, как говорит мой друг детства, рекламная кампания от Господа Бога.

– Не горячитесь, – улыбнулась Валентина. – Есть хорошие времена, а есть плохие времена. И в хорошие времена мы разбрасываем наши камни. А в плохие времена их подбирает кто-то другой. Почему бы не подарить одну квартиру, если у тебя есть пара-тройка других? А Боря в этом смысле был завидным женихом: ему повезло с бабушками-тетушками, и когда-то – в хорошие времена – ему и в голову не могло прийти, что он будет нуждаться в недвижимости. Однако, не преумножая, мы уменьшаем, а когда стоим на месте, пятимся назад. Вот и у Бори так: вроде все квартиры должны были достаться ему, а достались ушлой седьмой воде на киселе. То тетушка божий одуванчик отпишет квартиру ухаживавшим за ней соседям с тремя детьми – и это как гром среди ясного неба для родни. То двоюродная бабушка, одинокий обломок империи, вспомнит о своей давно забытой крестнице. Но Борис в ус не дул. Жил с больной мамой, занимался своей любимой структурной лингвистикой и держался барином. Одно дело – терять свое, кровью и потом выстраданное. Это всем не по нраву. Другое дело – терять то, что лишь могло бы стать твоим. Из-за этого рвать на себе волосы – удел предприимчивых. А Борька – типичный баловень-интеллигент. Такие разоряются величественно и великодушно. Он вздорный, но не жадный. Может, как с вами, многоуважаемый доктор, для острастки потребовать свои деньги назад, но настаивать не будет.

Из дальнейшего повествования Каспар понял, что категорически ошибся в диагнозе. Но Валентина велела не торопиться с выводами:

– Я же предупредила: помните о скрытых течениях! Людям свойственно прикрывать их внешней материей. И потому жизнь их ничему не учит.

Под внешней материей надо было понимать то, что Фаныча окончательно выжили из дома. Сестра с семьей разошлась с мужем и вернулась к маме. Бориса, конечно, никто не гнал на улицу, но жизненного пространства категорически не хватало. Он перебрался в коммунальную комнату – объедки от некогда шикарного недвижимого наследства – и загрустил. Тогда ему и вспомнилось давнее обещание отца. Вероломного и высокопоставленного, который ушел из семьи, когда дети еще были маленькими. Когда вероломный состарился, он вспомнил о непутевом невысокопоставленном сыне и пообещал ему: родишь наследника – отдам тебе дачу на Истре. Это была, конечно, непростая дача – так же, как и отец Фаныча был непростым отцом.