— Само по себе меня не очень беспокоило, что ты наводила обо мне справки. И то, что ты пересказала всю мою чертову историю Боджу Скалли — мне на это наплевать. Но сколько же можно к этому возвращаться? Ведь они все равно мне не верят.
Я наклонила голову — у него в глазах стояли слезы.
— Я убил свою жену, я задушил свою четырехлетнюю дочку и уложил ее в одну постель с матерью — так? Боже, ты знаешь, я первым увидел это и мне никогда не забыть этой ужасной картины.
Теперь уже я заморгала, чтобы удержать навернувшуюся слезу. Я была в морге, чтобы опознать своего сына. Никто лучше меня не мог понять его.
— Мне очень жаль, — сказала я искренне.
— Но ты понимаешь, сколь мучительно считаться виновным лишь по той причине, что больше некого подозревать? Моя собственная семья до сих пор не убеждена в моей невиновности.
— Мне жаль, что с тобой случилось такое.
— Я был удивлен, что им не удалось упечь меня. Ведь ты понимаешь, что это не так уж трудно. Но они исковеркали мне жизнь. Каждому, кто заинтересуется этим делом, они скажут, что подозревают меня. Но я здесь ни при чем! Ведь есть доказательства, черт возьми! Есть доказательства, что этот тип… — он осекся, но я знала, что он имел в виду. Если Девэлиан смог выбраться из больницы, чтобы устроить пожар, он мог проделать то же, чтобы совершить убийство. Но ни тогда, ни теперь этот аргумент не имел силы. — Забудь обо всем, — сказал он. — Я говорю сам с собой…
— Я только хотела объясниться. Не знаю, что еще сказать.
— Может быть, ты хочешь сказать, что тебе очень жаль? — спросил он, прищурившись.
— Да, хочу. Мне очень жаль, что настроила тебя против себя. Жаль, что ты получил такое увечье. Но то, что я сделала, я сделала потому, что сама была до смерти напугана. И если что-то подобное будет продолжаться, я опять буду держать Боджа в курсе. Так будет лучше.
Он засмеялся и покачал головой:
— Я тебе не верю. И лучше от этого не будет. Знаешь, на что это похоже, когда человек, которому ты нравишься и который тебе доверяет, вдруг начинает считать тебя убийцей? И не обычным, если так можно выразиться, убийцей, а таким сукиным сыном, который способен убить свою жену и своего ребенка.
— Том…
— Я вернулся домой в четыре утра и нашел жену и дочь мертвыми! Дверь была открыта, а жена и дочь мертвы! Но это еще не все. Мало того, что я потерял самых близких людей, а убийца шпионил за мной. Нет, все вдобавок обернулось против меня же, потому что этим чертовым полицейским некого было больше подозревать — только меня! И чтобы я никогда уже не знал покоя, они до сих пор не закрыли дело!..
А ты, Джеки, мне еще что-то объясняешь! Ты хоть на минуту задумалась, почему я старался держать это про себя? Понимаешь ли ты, что это такое, когда никто не доверяет тебе? На что это похоже, когда человек, с которым ты ложишься в постель и надеешься быть счастливым, присоединяется к тем силам, которые превращают твою жизнь в ад?
— Пойдем, Джек, — сказал Майк. — Довольно.
Я повернулась, чтобы уйти. Надо было предполагать, что этим все кончится. Нечего было рассчитывать, что нам удастся поговорить спокойно.
— Держись от меня подальше, понятно? Держись от меня подальше и занимайся тем, что касается только тебя!
Майк должен был забросить меня домой, а потом взять курс на Денвер, откуда ему предстояло лететь в Лос-Анджелес. Прошло минут пять-десять прежде, чем он заговорил.
— Как ты себя чувствуешь, Джек?
— Ужасно. А ты?
— Я? У меня, конечно, есть кое-какие сомнения, но ведь так и должно быть.
— Что за сомнения?
— Ты не понимаешь? Плохи твои дела…
— Я понимаю, — сказала я. — Ты имеешь в виду ту игру, в которую мы с ним играли? Сначала он сказал, что откровенничал со мной, потому что считал, что нас связывают тесные отношения, потом пришел в ярость от того, что я пыталась что-то разузнать сама, потом он раскаялся в этом и просил прощения, рассказал еще много нового, а потом совершенно спятил.
— Мне хочется задать тебе один вопрос, Джек. Представь себе, что тебя обвиняют в убийстве — в ужасном убийстве. И, хотя ты невиновна, никто тебе не верит. В конце концов тебе это надоедает, ты изменяешь имя, переезжаешь подальше и начинаешь новую жизнь. Ответь мне, станешь ли ты говорить об этом хоть кому-нибудь? Я имею в виду, если ты не хочешь к этому возвращаться, будешь ты рассказывать о деле со всеми подробностями?
— Нет. Но может быть, он хотел быть честным и рассказать мне об этом прежде, чем мы всерьез увлечемся друг другом.
— Может быть… А если бы он не рассказал?
— Я бы сама узнала.
— Как?
— Роберта все знает. К тому же пару лет назад он сам хотел, чтобы Роберта помогла ему оформить иск против штата Калифорния…
— Джек, зачем ему это понадобилось?
Я задумалась.
— Может быть, он хотел доказать несостоятельность судебных властей до того, как сможет доказать, что убийство совершил не он?
— Ну и…
Я пожала плечами:
— Может быть, Роберта отговорила его и он отказался от своих намерений.