Свидание с Квазимодо (журнальный вариант)

Да, все так и оказалось, как объяснял тот толстый дядька: выносишь горшки, а тебе не противно — смотришь только, нет ли поносика или, наоборот, хороший ли цвет, не изменился ли запах…

И это при том, что желаешь вроде бы одного — упасть и выспаться. Но это все было ничто в сравнении со страхом: заболеет, упадет, разобьется… А потом начался страх, что начнет курить, свяжется с плохой компанией, — классная руково-

дительница как-то даже поругала ее за излишнюю нервозность: ваш ребенок по сравнению с другими мальчишками в классе так просто белый лебедь.

Ага, не гадкий утенок!

Как она ни старалась не отравлять ребенку детство-отрочество-юность, справиться с одной фобией могла только другая. Хорошо, хоть с учебой проблем не было, пришлось помешаться на здоровье. Первым делом она отдала сынишку в бассейн, потом поставила на лыжи, а регби он уже выбрал сам вслед за обожаемым папой, хотя был не такой могучий (но далеко и не слабак). Вечно ходил в ушибах, однако не только не жаловался, но не позволял и заговаривать на эту тему. Отцовская выучка. А потом пришло увлечение еще похуже регби — зимние походы. На нее наваливалась тоска, чуть только Егорушка начинал сушить в духовке до состояния пороха фарш, и потом с этим мясным порохом за спиной, на лыжах — на Урал, на Алтай… А ей оставалось только каждое утро кидаться к сводке погоды — какой сюрприз ей приготовили стихии. Что ее немного утешало, — работая в судебке, она убедилась, что и люди, среди которых нам приходится жить, точно такие же стихии. Живет себе, живет приличный молодой человек, слушается маму, ходит в институт, а однажды кладет в холщовую сумку трехкилограммовую гантель и спускается с ней по лестнице. Навстречу попадается соседка. Он, будто кистенем, ударяет соседку по голове и идет дальше. И точно так же поступает с каждым встречным. Так что, пока на него наконец набрасываются, он успевает укокошить шесть человек.

Теперь Юля очень хорошо понимала: опасен каждый. Поэтому она не то чтобы боялась любого встречного, но без необходимости ни к кому не приближалась. И в подъезд одна никогда не входила — ведь ничего не стоит и подождать, пока еще кому-нибудь понадобится, — куда, собственно, спешить?

Теперь она вспоминала свое томление по красоте как детскую глупость: мальчишки играют в мушкетеров — девочки мечтают о принцах и замках. Да, это было потрясением, когда судебка ей открыла, что романтика живет и в наше время, что из-за любви по-прежнему убивают и разоряются, только эти страсти ушли в криминальный мир. А потом она поняла, что они оттуда и не выходили, что криминальный мир, хоть и разодетый в шелка, все равно оставался тем же криминальным миром, это Шекспиры и Еврипиды сотворили его красоту. Она поняла, что романтическая любовь ищет бури, а семейной жизни нужна надежность — защита от этих самых бурь. И невозможно защищать того, в ком видишь неземное существо, не нуждающееся, стало быть, в защите.

Егорушка уж никак не был неземным созданием, она места не находила, когда он начал допоздна гулять с девушками, хотя всегда звонил и предупреждал, что задержится, и всегда возвращался, как обещал. Не один лишь Егорушка, в защите нуждался и могучий Егор. Когда Юлю вместе со всей просвещенной Россией пленило это сладкое слово свобода, Егор довольно скоро вынес приговор:

— Свобода — это конкуренция. Теперь появятся выигравшие и проигравшие. Надо не попасть в проигравшие.

И они не попали. Егор с приятелями на своем же секретном оборудовании разработали какой-то дешевый способ очистки водки и так умело подали его взошедшему из подземного мира водочному королю, что тот счел выгодным взять Егора не только на работу, но и в долю. И когда ученый люд сосал лапу или перебивался челночным коробейничеством, в Юлиной жизни появилась квартира с лепниной в полуаристократическом центре Петербурга, чистенькая дача под Выборгом по ту сторону государственной границы, регулярные посещения европейских столиц, понемногу сделавшиеся будничным развлечением, — это, пожалуй, можно было бы

ощутить и красивой жизнью, если бы не водка. Ей было совестно, что Егор, по общему мнению — большая башка, участвует в водочном бизнесе, и ее не смешили егоровские шуточки: «Товарищ Сталин сказал: пэрэд намы выбар — капиталыстыческая кабала илы водка». И ей было совсем не жалко водочных королей, отслеживавших с вертолетов, как бы кто из них не вывез с фабрики больше фур, чем полагалось по их версальскому дележу. Ее даже забавляло, что новый егоровский босс маскирует машины в соседнем парке, а вывозит внеплановую водку ночью, без фар. Но когда нового короля застрелили в собственном кабинете, ей стало не забавно. Особенно когда акционеры выбрали в новое руководство Егора. Она умоляла отказаться, чуть в ногах не валялась, но Егор только посмеивался:

— Я же не дурак, я так распределил ответственность, что убивать меня совершенно бесполезно. К тому же я двум генералам фээсбэ плачу такие бабки, что они будут меня охранять лучше, чем президента.

А когда ему наконец надоело слушать ее причитания, он жестко припечатал: