Связной

Информация вызывала интерес. Разыскиваемый в Люберцах резидент всплыл самым неожиданным образом. Ведь еще вчера казалось, что его потеряли навсегда, а выяснилось, что он никуда не подевался и продолжает работать, даже награжден Рыцарским крестом.

Горгона…

Довольно странный псевдоним для резидента. Если быть точнее, то правильнее мифическую Горгону называть Горгона Медуза — чудовище с женским лицом и змеями вместо волос. Ее взгляд обращает человека в камень. А не следует ли из этого, что резидент — женщина? И столь же опасна, как сказочное существо?

Что ж, нужно будет поработать в этом направлении.

Впервые работающую рацию на территории Люберец засекли с год назад, неподалеку от поселка Томилино. Радист осторожничал, выходил на связь очень редко, а потому засечь его было чрезвычайно трудно. И только три месяца назад его удалось запеленговать. Взять живым радиста не получилось — он покончил с собой. И до сих пор оставалось неизвестным, с кем именно он работал. Может, в паре с Горгоной? Если это так, то связаться с немецкой военной разведкой без радиопередатчика резиденту будет трудно, если возможно вообще! Следовательно, он вынужден искать радиста, чтобы продолжать поставлять информацию, а если это в действительно так, то Копылова надо как можно быстрее поставить на ноги.

Старший лейтенант вызвал к себе Сидорчука, тот явился незамедлительно.

— Был в госпитале?

— Так точно! — бодро ответил старшина.

— Как дела у Неволина?

— Он уже очнулся. Разговаривает.

— Поехали! — поднялся Романцев.

— Куда? — удивился старшина.

— Мне нужно его увидеть.

В госпитале Романцева со старшиной встретил тот же самый обходительный подполковник. Сейчас он выглядел куда более усталым, чем накануне: под воспаленными от бессонницы глазами в некрасивые складки собрались мешки, щеки, и без того впалые, еще больше ввалились, кожа на широком лбу потемнела, а в поры на подбородке въелась пороховая гарь.

— Я так понимаю, вы к своему подопечному? — уточнил подполковник. И при этом даже попытался улыбнуться. Вышло кисловато, словно откусил дольку лимона.

— Точно так.

— Пойдемте.

Поступь врача оказалась неожиданно широкой, и Романцев со старшиной едва поспевали за ним.

— А вот и палата, о которой я вам говорил, — произнес подполковник, остановившись у одной из дверей, мало чем отличающейся от прочих, разве что краска на ней была посветлее и посвежее, а у порога был постелен небольшой резиновый коврик. — Палата рассчитана на троих, но сейчас у него только один сосед. Очень тяжелый. Танкист. Доставили его к нам несколько дней назад. — Подождав, когда Романцев со старшиной приблизятся, он широко распахнул дверь и произнес: — Прошу вас!

У самого окна, перевязанный с головы до ног, лежал невысокого роста человек; с правой стороны от входа на панцирной продавленной кровати — Копылов, уже открывший глаза.

Поймав помрачневший взгляд Романцева, подполковник пояснил:

— Танкист обгорел весь. Спит сейчас. Мы его обкололи обезболивающими, хоть уснул на несколько часов.

— Будет жить?

— Сложно сказать, — признался подполковник. — Со своей стороны мы сделали все возможное. Сейчас очень многое зависит от его организма. — И добавил, подняв голову вверху: — Ну, и еще… от господа бога… Я помню наш разговор. Делаем все, что в наших силах. Ваши медикаменты пришлись очень кстати. Больной уже идет на поправку. Так, Геннадий? — бодро обратился он к Копылову.

— Надеюсь, что так, — слабым голосом отозвался Геннадий.

— Думаю, что через несколько дней он будет работоспособен. Не хочу сказать, что сразу начнет бегать, это придет значительно позднее, адаптационный период будет весьма длительный, но ходить и выполнять небольшую работу сумеет.

— Именно это я и хотел от вас услышать, доктор. Значит, дня через три я могу его забрать? Скажем, на пару часиков?

— Вполне, — охотно подтвердил подполковник. — Только я очень прошу доставить его немедленно после того, как вы закончите все свои мероприятия. Мы уже проводим курс его реабилитации, и нам бы не хотелось его прерывать. Дальше можно проводить лечение амбулаторно.

— Не беспокойтесь, доктор, задерживать его не будем, привезем точно в назначенное время. А сейчас вы не могли бы нас оставить наедине? Нам нужно переговорить.

— Разумеется. Только прошу вас, недолго, он еще очень слаб, — кивнул подполковник и быстрым шагом вышел из палаты.

— Значит, поправляешься, Гена? — бодро спросил Тимофей у Копылова, чуть приподнявшегося.

— Так точно, товарищ старший лейтенант, — чуть слышно ответил Геннадий.

Наверное, он хотел произнести эти слова жизнерадостно и боевито, но получилось предательски слабо, как бывает у тяжелобольного.

— Ты помнишь, что произошло?

— Смутно… Кажется, я неосторожно переходил улицу.

— Дела твои не такие уж и скверные, если ты еще шутишь. Тебя грузовик зацепил. Но, слава богу, все обошлось, а ведь могло быть куда печальнее. Правда, нам пришлось поволноваться за тебя некоторое время, но сейчас все самое скверное уже позади.

— Я тоже очень на это надеюсь, — попытался улыбнуться Геннадий.