Читаем Святые в истории. Жития святых в новом формате. XVI-XIX века полностью

Всего два дня пробыл Достоевский в Оптиной пустыни. Он не ставил своей целью изобразить в романе именно Амвросия Оптинского, а попытался создать некий обобщенный образ, вывести «формулу» русского старчества: «Изобретение это, то есть старчество, – не теоретическое, а выведено на Востоке из практики, в наше время уже тысячелетней. Обязанности к старцу не то, что обыкновенное „послушание“, всегда бывшее и в наших русских монастырях. Тут признается вечная исповедь всех подвизающихся старцу и неразрушимая связь между связавшим и связанным».

Но без реальной биографии оптинского старца Амвросия понять это явление не получится.

8 октября 1839 года молодой учитель греческого языка двадцати семи лет Александр Гренков впервые вошел в ворота Оптиной пустыни.

С собой у него был только семинарский аттестат, удостоверяющий личность: второпях он забыл положить в сумку паспорт.

Учитель Липецкой семинарии Александр Михайлович Гренков собирался в монастырь «как на пожар» и покинул дом тайно, среди ночи, боясь, что его кто-нибудь или что-нибудь остановит. До Оптиной пустыни он добрался в простой деревянной телеге, которая подпрыгивала на каждом ухабе и увязала в лужах.

Что осталось у него за спиной? Детство в селе Большая Липовица Тамбовского уезда, где его дед Федор служил священником, а отец в той же церкви – пономарем. Большая семья жила в деревенском дедовском доме. Строгие, религиозные родители не очень-то жаловали его в детстве за «неуемность» и вечные проказы. То он вдруг начнет стегать смирно стоявшую во дворе лошадь, а та взбрыкнет копытом, то нарочно раздразнит до крика младшего брата, так что и дед схватится за ремень…

В двенадцать лет Саша был определен в училище, а по его окончании перешел в Тамбовскую семинарию. Судя по оценкам в аттестате, любимыми его предметами были Священное Писание, история, грамматика, риторика и стихотворство.

Спустя много лет Амвросий Оптинский расскажет о поэтическом опыте своей юности: «Признаюсь вам, пробовал я раз писать стихи, полагая, что это легко. Выбрал хорошее местечко, где были долины и горы, и расположился там писать. Долго-долго сидел я и думал, что и как писать, да так ничего и не написал».

Впрочем, он всегда любил говорить в рифму, и у него будут получаться маленькие складные проповеди:

Потерпи;может, откроется тебеоткуда-либо клад,тогда можно будет подуматьо жизни на другой лад;а пока вооружайсятерпением и смирением,и трудолюбием, и самоукорением…

За год до окончания курса в Духовной семинарии Александр Гренков заболел, да так серьезно, что почти перестал надеяться на выздоровление и дал обет: если выздоровеет, то в благодарность к Богу пойдет в монастырь.

Болезнь миновала, но в монастырь семинарист Гренков так и не пошел. Во-первых, ему нужно было окончить курс, сдать выпускные экзамены, да и решимость постричься в монахи прошла. Закрутилась обычная студенческая жизнь.

После окончания семинарии он поступил учителем в дом помещика, примерно через полтора года устроился преподавать в Липецком духовном училище и даже подумывал о карьере военного. Возможно, это была шутка: от природы общительный и неунывающий Александр Гренков часто рассказывал смешные истории, музицировал и был, как говорится, душой общества.

Впрочем, сам он рассказывал об этом на первый взгляд веселом времени иначе: «После выздоровления я целых четыре года все жался, не решался сразу покончить с миром, а продолжал по-прежнему посещать своих знакомых и не оставлял своей словоохотливости. Бывало, думаешь про себя: ну вот, отныне буду молчать, не буду рассеиваться. А тут глядишь – зазовет кто-нибудь к себе, ну, разумеется, не выдержу и увлекусь разговорами. Но придешь домой – на душе неспокойно; и подумаешь: ну, теперь уж все кончено навсегда, совсем перестану болтать. Смотришь, опять позвали в гости, и опять наболтаешь. И так вот я мучился целых четыре года».

В июле 1839 года Гренков и его сослуживец Покровский отравились в село Троекурово, где жил известный в округе затворник Иларион. Молодые люди хотели, чтобы прозорливый старец помог им разобраться в жизненном предназначении, преподавательская работа в семинарии обоих тяготила.

Александр признался старцу, что давно раздумывает о монастыре, и тот ему сказал: «Иди в Оптину». А помолчав, прибавил: «Тебя там ждут». Все это, конечно, было удивительно: почему именно в Оптину пустынь, кто там Гренкова ждет?

Следующим заговорил Покровский: ему-то как раз не хотелось в монастырь. «Ну что же, Павел, поживи пока в миру», – согласился старец.

Закончились летние каникулы, начался новый учебный год, а в жизни преподавателей Липецкого духовного училища ничего не изменилось. Но это только казалось…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии