Святослав Загорский. Закон Севера

Соня разрыдалась, а князь схватив меч обоюдоострый, вылетел во двор, грозно выкрикивая указания по сбору. И слуги бежали от разъярённого Святослава, с ног сбиваясь, выполняли приказы спешно и верно гадали, что так разозлило доселе спокойного Загорского.

Выехали, не дожидаясь горячего завтрака, потому как аппетита не было ни у кого. Памятуя о волках, решили передвигаться днём, выезжая засветло.

Князь сидел подбоченившись, в простых одёжах, не выделяясь ничем от остальных путников, даже оружие сменил. На груди у него лежала грамота, вверенная воеводой. Осинка горделиво гарцевала на новом коне, даже голову не поворачивая на князя. С ними ехал и кузнец. Ладимир ловил губами снежинки да радовался, что остался жив, все наказы Трофима держал про себя в голове, заранее наученный, что пищу до того, как князь есть начнёт, надобно пробовать да проверять. Никита Головомой тяжело поглядывая на Осинку, чувствуя себя поганым должником, мечтая освободить томления чресл между ног горделивой и непокорной женщины, замыкал строй.

Так вышла группа следопытов, что шли с наказом от воеводы, с повеления князя Загорского за душегубом неизвестным, и все сельские головы должны были знать, что Иван Колымский, одноглазый начальник воеводской стражи, имеет силу законную, судебную и карательную в одном лице, и чтобы препятствий тому не чинили и оберегали, как если бы приехал сам воевода дела княжеские вершить.

Глава шестнадцатая

На постой к ночи встали в трактире, что стоял особняком возле небольшого села. Кабак да постоялый двор этот расположился прямо на дороге, и много путников заходило и покидало заведение. Ближе к полуночи встал там и торговый народ. Парень, что походил на знакомого Хорвача, стал байки да легенды рассказывать, а как завёл он разговор про вурдалачиху, так узнали следопыты, куда им далее путь держать.

– В деревне Ражи, что по зимнику справа стоит в десяти вёрстах отседова, – тихо говоривши, ведал молодой купец с красной рожей, – возле тамошнего кабака паренька прирезали, прямо как есть, когда сел он справлять нужду. Даже не побрезговала, кровопийца! Такой поганой смертью парень пал. Вот в трупной матом крыли, когда отмывать тело пришлось, да, видно, так и бросили, потому как на панихиде смрад стоял страшный!

Ладимир скривился и сплюнул на пол. Вот как есть его необъяснимая ненависть к Хорвачу передалась и на этого сплетника. Развернулся кузнец к столу своим подельникам.

– И когда же это остановится? И, главное, везде плут успевает! И ни разу не попался. А вы заметили, что режет эта пакость люд возле кабаков да постоялых дворов, где народа ну просто уйма? – покачал головой кузнец. – Это что же получается, он токмо душегубством денно и нощно занимается? Может, и правда вурдалак? Никакому человеку такое не по силам.

Осинка подала недовольный звук и, отхлебнув воды, произнесла, поглядывая на Святослава, что посадил себе на колени пышнотелую кухарку да мацал её так, что тёмные соски нет-нет, да и вываливались из разреза рубашки на потеху публике:

– За свою жизнь я была на дальнем севере и на юге, в краю туземном. Видела разные способы умерщвления, но никогда, никогда это не совершали мифические чудища или призываемые боги. А убивец, всегда оказывалось, имел отношение к роду человеческому. Знамо, ищем мы человека и, что скорее всего, мужчину!

– Да, возможно, северянина, – отчего-то сказал князь. Святослав хватил лишка сегодня с выпивкой, так как хотел позабыть бабу, что сидела перед ним, холодно сверкая глазами, словно и не было между ними ничего! Одно слово – северянка холодная, что сугроб за окном.

Осинка на провокацию не ответила, понимая: задирает её князь, за место этого подняла свою кружку повыше.

– За тебя, Иван Колымский, за светлую голову! – и, скривившись, отпила из чашки.

Князь на это поцеловал взасос бабу, продолжая поглядывать на Осинку.

Северянка поднялась, делать более за столом нечего, мужики начнут напиваться до поросячьего визга, и начнётся свара либо повальное извержение желудков и мочевых пузырей, дай бог, на улице.

Осинка быстро поднялась на второй этаж, где они сняли одну комнату на четверых, потому что другие заняты. В малой комнате горела лампадка и было тепло. Северянка не успела лечь, как в дверь саданули. На пороге стоял пошатывавшийся князь. Его с бока подпирала та же кухарка, одна грудь которой все же вывалилась, и женщина уже её и не прятала более, устала, видать, это делать.

– Что северянка, тебя и это не пронимает? Настолько ты холодная?

Осинка улыбнулась, скрипнув зубами, да только так, чтобы она одна об этом и знала.

– А чего мне убиваться по чужому мужу? Чай, не сотрешься. – Боле говорить она не стала, лишь захлопнула дверь перед вытянувшимся лицом князя.

Мужчина ожидал не такого отпора, хоть и предполагал, что Осинка упряма. А вот скажи она, что злится, что хоть что-то к нему испытывает, не эту корку льда, все по-другому бы повернулось. И главное, повод какой глупый нашла все разрушить!