Святослав говорил негромко, но по-волховски отчётливо и ясно, и ни один звук, кроме стука дождя по кровле, не смел перебить его.
– А ты, купец, хочешь моими руками наказать вдову кузнеца, который за всех нас, оставшихся в живых, и за тебя в том числе, и за сына твоего, голову под стенами Киева сложил? Теперь, значит, я должен заставить вдову те кули большие и малые тебе вернуть?
С каждым словом будто тугая струна всё крепче натягивалась в голосе князя, а когда он наконец поднял глаза, нависла тишина, тяжкая, как камень. Только потоки воды текли с кровли, но их уже никто не замечал.
Комель опустил свои литые кулаки и растерянно оглянулся. Купец стоял, будто скованный лютым морозом.
Святослав перевёл грозный взор на тиуна, который понурил голову и весь сжался, будто хотел провалиться сквозь тесовые доски настила.
– Виноват, княже, – быстро забормотал он, – дела, заботы всяческие, выпустил из виду, недоглядел…
– Запамятовали, как Тризну справляли по братьям нашим и обещали помнить их, а оставшихся вдов и сирот не забывать? Мёртвые сраму не имут, а живые? Что молчите?
Опять нависла тишина, безысходная, как отплывающая в Навь ладья.
– Пусть сюда выйдет вдова Молотилиха, – уже мягче произнёс Святослав.
Молотилиха, оставив дочери накидку из жёлтой кожи, вышла в коло и стала подле Комеля, немного растерянная от волнения.
– Так что должна тебе эта женщина? – повернулся к купцу Святослав.
С трудом разлепив онемевшие уста, купец выдавил:
– Ничего, княже…
– Громче, чтоб люди слышали! – приказал княжич.
– Ничего мне сия жена не должна, – глухо повторил купец.
– А ты, тиун, проследи самолично, чтоб вдове всё положенное из княжеской казны выдали.
– Княже, – вмешался вдруг казначей, глядя на список в дощечке, – у меня тут отмечено, что вдове Молотилихе, как и прочим вдовам, уже выдано всё, что за прошлый сезон причиталось…
– Кто берёт припасы для вдов и сирот?
– Тиун.
– Как отмечено? Где? – будто ужаленный шершнем, взвился тиун. – Не брал я ничего, это ты сам по оплошности черту лишнюю поставил!
Святослав вперил в тиуна свой пронзительный взгляд.
– Ты властью над людьми для соблюдения законов правых поставлен, а вместо сего лиходействуешь?
– Не брал я, княже! Люди добрые! Это писарчук меня оговаривает! – метался из стороны в сторону тиун.
– Вот и новое дело подоспело, – хмыкнул в усы Хорь.
– Не брал я упомянутых припасов из княжеских закромов, ошибается казначей в своих закорючках или дощьки спутал! – продолжал вопить покрасневший как вареный рак тиун.
– У меня ошибки быть не может! – стоял на своём казначей.
– Чем докажешь? Где свидетели? – размахивал руками тиун.
– Мои очевидцы чертами прописаны, а вот ты своих предоставь!
– Уж не железом ли спор решать? – предположил кто-то.
– Железом, конечно, нет, сумма спора невелика, а вот водою в самый раз будет, – словно про себя проговорил Хорь и вновь оказался прав.
Старейшины, посовещавшись между собою, предложили князю испытать тиуна водой.
– Значит, так, – веско сказал Святослав после того, как были закончены все обсуждения. – Ты, тиун, за нерадивость свою для первого раза заплатишь пошлину в двенадцать гривен. А чтоб определить, виновен ли в казнокрадстве… Поскольку речёте вы разное, а свидетелей ни с какой стороны нет, то следуя порядкам нашим, дедами завещанным, должен ты пройти испытание водою…
Старейшины одобрительно закивали.
Холёное лицо тиуна стало почти одного цвета с белыми ресницами и бровями, только маленькие очи забегали по сторонам, ища защиты у окружающих. А когда из поварской вынесли небольшой медный котёл, налитый крутым дымящимся варом, тиун заголосил почти жалобно, тыча перстом в сторону купца:
– Это он! Он сказал, что даст вдове взаймы. А всё из-за чего? Сын его по Молотилихиной дочке сохнет, а та его отвергает, вот купцы и хотят, чтоб девка с бабой от них зависимы были! Это они всё выдумали, а я за них пошлину плати и в кипяток лезь!
– Вот она, правда-то, и вышла! – удовлетворённо прищурился старый сотник. – Только в кипяток, мил-человек, тебе по другой причине лезть надобно.
Между тем кудесник, поведя над водой руками и прочитав какой-то заговор, бросил в котёл медное кольцо.
– Доставай, человече, и пусть небесный суд укажет, есть ли на тебе вина!
Сопровождаемый дружинниками, тиун подошёл к котлу. Лоб его покрыла испарина. Набравшись решимости, он сунул руку в вар, и тут же все окрестности огласил ужасающий вопль. Местоположение кольца на дне искажалось водой, и тиуну не сразу удалось схватить его. Нечеловеческие стенания продолжались не только те мгновения, что тиун шарил по дну, но и когда вытащил и швырнул раскалившееся кольцо. Красная распухшая по локоть рука причиняла неимоверную боль. Кудесник с помощью дружинников завернул руку тиуна в белую холстину и обвязал прочным шнуром, концы которого крепко завязал.
– Наложи, княже, свою печать! – попросил он. Святослав взял малую печать и, едва кудесник капнул на концы шнура расплавленным воском, тут же припечатал их княжеским знаком.