Святослав Рерих. Жизнь и творчество

Относительно Святослава можно было предполагать, что с его талантом и уже приобретенными навыками он и далее будет совершенствоваться в живописи. Однако случилось по-иному. Он поступил на архитектурный курс и серьезно занялся строительным искусством. Родители не противились такому повороту дела, хотя и полагали, что их младший сын обязательно вернется к кисти и палитре. Возможно, что во временном отходе от них усматривалась даже некоторая закономерность – Святослав наследовал свойственную его отцу творческую многогранность.

Из лондонских встреч нельзя не упомянуть знакомство Рерихов с Владимиром Анатольевичем Шибаевым, в будущем – секретарем учрежденного Рерихами в Гималаях научно-исследовательского института «Урусвати». Шибаев был на четыре года старше Юрия и на шесть – Святослава. Он уже давно жил в Лондоне, свыкся с английскими обычаями, свободно владел английским и русским языками, проявлял большой интерес к литературе, искусству и философии Востока.

Шибаев вспоминал: «Случайно Николай Константинович Рерих зашел в издательство на Флийт стрит, где я тогда работал, чтобы получить справку о возможности срочно переписать на русской машинке его новый сборник стихов „Цветы Мории“. Я рад был это сделать сам. ‹…› Меня сразу же привлекло к Рериху как к мыслителю-писателю, и я, конечно, с величайшим удовольствием принял его любезное приглашение посетить его выставку. Его картин я раньше не видел. ‹…› Я был до такой степени пленен как его искусством красок, так и широтой и глубиной мысли, что решил всем сердцем посвятить себя его работе и потому радостно принял последовавшее немного позже предложение поехать с ним и его семьей в Индию, куда он, по приглашению великого индийского поэта Рабиндраната Тагора, намеревался вскоре выехать. С моим знанием английского языка я должен был присоединиться к ним в качестве личного секретаря»[60].

Заслуживает внимание и описание Шибаевым его первого визита на квартиру Рерихов: «Живо помню, как придя туда вечером, я был встречен с такой любезностью и радушием, как могут в мире встречать лишь русские и, может быть, индусы. Елена Ивановна, по этой встрече, так и осталась у меня в памяти навсегда – светлая, радостная, сияющая; она вышла мне навстречу, протянув обе руки, с улыбкою приветствия. Юрий Николаевич и Святослав Николаевич занимались тогда в Лондонском университете, и у нас тут же сложилась глубокая дружба, сохранившаяся до последних писем Юрия из Москвы и в теперешней переписке со Святославом из Индии. ‹…›

Вернулся я домой после первого посещения Рерихов только к полуночи. Время так было занято интересной беседой, что я и не заметил, что мы ведь не ужинали, даже не пили чай. Очевидно предполагалось, что я пообедал раньше дома до восьми. И так это было далее при других приглашениях. Только позднее я понял мудрость этого – ведь у нас всех таким образом сохранялась сосредоточенность в беседе, которая прервалась бы отвлечением на еду… Это, между прочим, характерная черта Рериха: твердо выработав план и цель действия (будь то картина, статья для журнала, деловая встреча, разработка проекта учреждения), он не позволял ни себе, ни другим ничем отвлекаться, чтобы, как он говорил, не нарушать „прямизны полета стрелы“ и чтобы не страдала „монолитность действия“»[61].

Николай Константинович не собирался задерживаться в Англии на долгое время и усиленно готовился к выезду в Индию. Однако, в силу многих привходящих обстоятельств, эта первая попытка попасть туда не удалась. Поэтому, получив от директора Чикагского института искусств Р. Б. Харше приглашение выступить с выставочным турне по тридцати городам США, Николай Константинович принял его и в октябре 1920 года оказался с семьей в Америке.

Через два месяца в Нью-Йорке, в галерее Kingor состоялся вернисаж русского художника. Выставке сопутствовал невиданный в США успех. В первый же день число посетителей подошло к десяти тысячам. На вернисаже Рериху была представлена Зинаида Григорьевна Фосдик (Лихтман) – в будущем американский сотрудник и большой друг его семьи. О своем первом посещении Рерихов З. Г. Фосдик вспоминает: «Когда я вошла в большую студию и была принята с тем чудесным радушием, естественно свойственным русскому характеру, меня ожидало много других, не менее изумительных сюрпризов. Этот великий человек и его жена приняли меня, как будто они давно меня знали! Более того, они начали мне рассказывать о своих планах на будущее, в то же время проявляя глубокий интерес к моей музыкальной и педагогической деятельности. И, что поразительно, – наши пути должны были сойтись. Труд несения искусства и знания среди молодежи Америки должен был связать меня теснее с ними»[62].