Святоша

Мак однажды рассказал мне о клейкой ленте. Как если вы опустите обе руки вниз с достаточной силой, она сломается сама по себе.

Мак показала мне, и сделала все так, что именно так все и выглядело. И это никогда не бывает так просто, когда ты делаешь это сам.

С уками, заложенными за спинку стула, мне приходится напрягаться, чтобы получить необходимый импульс. Но пока я переворачиваюсь, на мою икру давит физический стимул. Мои ножны все еще там, где я их оставила.

Либо Александр этого не заметил, либо уже убрал нож.

Я не буду знать наверняка, пока не смогу дотянуться до него.

Время на исходе.

Его хрюканье становится громче, и его жестокость тоже.

Кэти не двигается. Она не дышит. Ее лицо пепельное и неправильное. Одна рука Александра все еще обхватывает ее горло, другая зажата у нее во рту и носу.

Для него не существует ничего другого, кроме тисков его буйной фантазии.

Я кричу на Александра, и он ударяет Кэти лицом об пол. Снова и снова. Трахает ее, пока кровь брызжет по всей комнате.

Уже слишком поздно.

Я, блядь, опоздала.

Кэти безвольно падает на пол, и Александр рушится на нее сверху, издавая стон от своего освобождения одним последним толчком в ее мертвое тело.

Мое сердце бьется быстрее, и волна ярости, приправленная адреналином, наполняет мои вены. Я напрягаю руки и толкаюсь вниз так сильно, как только могу.

Это должно произойти сейчас.

Он должен умереть сейчас.

Клейкая лента рвется с отчетливым звуком, и Александр начинает двигаться.

Ползет ко мне - весь в крови Кэти - с выражением на лице, которое я не скоро забуду.

Я следующая.

Следующей он собирается прикончить меня.

Мои пальцы дрожат, когда я тянусь к ножнам и дергаю за ремешок на липучке. Я спотыкаюсь, дрожу, хватаюсь... и это реально. Ручка настоящая, и она у меня на ладони.

Александр тянется ко мне, когда я поднимаю клинок и вонзаю его ему в грудь.

Мой кулак сжимается вокруг дерева и отскакивает, выдергивая клинок из его плоти. Александр отступает и прикасается к тому месту, куда я его ударила. Место, где кровь сочится из его раны и капает на пол внизу.

Серия эмоций мелькает в его глазах.

Неверие. Шок. Ненавидеть. А потом ярость.

Я ранила мудака, но этого недостаточно.

Я вонзаю окровавленный нож между своей лодыжкой и стулом, разрывая ленту.

Есть время только для одного, прежде чем Александр снова набросится на меня, все еще зажимая рану. На этот раз я целюсь ногой ему по яйцам и не промахиваюсь.

Александр сгибается пополам, и моя вторая лодыжка свободна.

Нож превратился в месиво из крови и клея, а моя рука болит и онемела. Это не сработает.

Я вскакиваю со стула и натягиваю штаны, ища глазами альтернативное оружие. На стойке стоит кружка, и я иду за ней, пока Александр ползет за мной.

Я бросаю кружку ему в голову, но промахиваюсь.

Но следующий предмет, сковорода, попадает ему в плечо.

— Пизда, — рычит он. — Ты будешь молить о своей смерти.

Вилка пролетает по воздуху и отскакивает от его лба, что не приносит мне никакой пользы.

Александр ранен и истекает кровью, но адреналин очень силен. Он уже на ногах, хватается за прилавок, обходя его.

Я даже не знаю, что бросаю в него. Я хватаю все, что могу найти, и швыряю ему в лицо.

Пока не хватаюсь за что-то металлическое и тяжелое.

Его пистолет.

Он оставил его на стойке рядом со своими ключами, и какая гребаная ошибка новичка. Пистолет тяжелее, чем был мой револьвер, и я держу его обеими руками и прицеливаюсь в сторону Александра.

Наши глаза встречаются, и мне интересно, знает ли он, что я не смогла ударить Итана, когда пыталась, потому что он смеялся надо мной.

Александр делает выпад, и я нажимаю на курок.

Пуля попадает в живот, и он падает.

Но этот мудак все еще в сознании, и его зубы в крови, и он, блядь, улыбается мне.

Мои руки стали липкими, и я возилась со спусковым крючком, забившись в угол, в который сама себя загнала. Нож упал в хаосе, и в пределах моей досягаемости нет другого оружия, и пистолет больше не выстрелит.

Его заклинило или… Я не знаю, как заставить это работать.

Я кричу, чтобы это, черт возьми, сработало, отчаявшись так, как никогда раньше.

Мои глаза затуманены и искажены, а в ушах все еще звенит от выстрела.

Но когда я снова смотрю вниз, все, что я вижу, - это окровавленный кафель.

Александра там нет.

И после того, как я вооружилась несколькими кухонными ножами и трижды проверила квартиру, я понимаю, что его нигде нет.

— Господи, -— снова говорит Мак.

— Я знаю, — говорю я снова.

Квартира - это кровавая баня.

Я все еще не могу заставить себя взглянуть на тело, лежащее посреди пола. Я даже не могу вспомнить ее имя, потому что это делает все реальным.

Меня уже дважды рвало с тех пор, как Мак был здесь.

Теперь в моем организме ничего не осталось.

Ничего, кроме сожаления и пустоты.

— Ты же знаешь, мне понадобятся ответы на некоторые вопросы, — говорит мне Мак. — Верно, Скарлетт?

— Знаю. Но я просто не могу... прямо сейчас.

— Мне не нравится хранить секреты от Лака, — говорит она.

Я молчу, и на минуту мне кажется, что я снова одна. Что она не собирается помогать. Она предана им, и я ее не виню. Но потом она заговорила.