Надобно нам страшиться грозного приговора: звании не быша достойны (Мф.22, 8). А потому да возбуждает каждый себя, чтобы как можно чаще приступать к Трапезе Господней со страхом за свое недостоинство, но с верой в благодать, с сердечным алканием и жаждой любви к Сладчайшему Иисусу, Которого Плоть и Кровь – есть истинных хлеб».
О живительном действии Святых Тайн отец Иоанн свидетельствует: «Дивлюсь величию и животворности Божественных Тайн: старушка, харкавшая кровью и обессилившая совершенно, ничего не евшая, от причастия Святых Тайн, мною преподанных, в тот же день начала поправляться. Девушка, совсем умиравшая, после причастия Святых Тайн в тот же день начала поправляться, кушать, пить и говорить, между тем как она была почти в беспамятстве, металась сильно и ничего не ела, не пила. Слава животворящим и страшным Твоим Тайнам, Господи!»
Слушая наставления отца Иоанна, многие изменяли свой образ жизни, приносили истинное покаяние и с радостью причащались Святых Тайн из рук любвеобильного пастыря, получая исцеления от недугов.
Люди тянулись к нему сначала десятками, затем сотнями, в пору его славы в кронштадтском Андреевском соборе собиралось до 5–6 тысяч молящихся; ежегодно Кронштадт посещало более 20 тысяч паломников, а позднее их число достигло 80 тысяч. На одной первой неделе Великого поста собиралось до 10 тысяч человек.
Искренняя, простая, полная твердой веры молитва отца Иоанна о всех тех, кто обращался к нему за помощью, исповедь и приобщение святых Тайн творили чудеса. Сам он вел строгую подвижническую жизнь, и по данной ему благодати щедро наделял жаждущих от обильного источника: много тысяч душ он извлек из тины греха, многих спас от отчаяния, утешил, возвратил к честной трудовой жизни.
Отец Иоанн искренне любил свою паству. Для него не было чужих, каждый, кто приходил к нему за помощью, становился родным и близким. Личной жизни у него не было, но именно в отказе от своей личности ради другого существа и перенесение на него любви и заключается сущность пастырской деятельности.
В таком многолюдстве, не имея физической возможности исповедовать каждого в отдельности, отец Иоанн прибегал к общей исповеди, и у него она давала поразительные результаты. Простые по форме, но сильные по духу слова отца Иоанна трогали и буквально потрясали до глубины души богомольцев, которые, отвращаясь от своих грехов, вслух исповедовали их.
«Я немощь, нищета, Бог – моя сила, – говорил он, –
Андреевский собор вмещал от 5 до 7 тысяч человек и почти всегда был переполнен. Надо было видеть радостные лица возвращающихся обратно, чтобы понять, какую великую помощь оказывал отец Иоанн приходящим к нему. Сам отец Иоанн так говорил по этому поводу: «Церковь есть наилучший небесный друг всякого искреннего христианина; священник должен быть носителем и выразителем ее духа любви ко всем». Он считал, то если Церковь «наилучшая, нежнейшая духовная мать наша», то «священник должен быть носителем и выразителем духа материнской любви ее к мирянам, почему и называется отцом, а их называют чадами».
В то время правительство ссылало в Кронштадт убийц, воров и прочих уголовных преступников.
Жизнь ссыльных была ужасна. «Темнота, грязь, грех, – писал современник, – здесь даже семилетний становился развратником и грабителем». «Но нельзя смешивать человека – этот образ Божий – со злом, которое в нем, – учил отец Иоанн, – потому что Божий образ в нем все-таки сохраняется».
Эта среда, которая для обыкновенного работника стала бы бесплодной каменистой пустыней, для отца Иоанна оказалась плодоноснейшим виноградником. Он приходил в землянки, в лавочку за провизией, в аптеку за лекарствами, за доктором – словом, проявлял попечение, оставлял бедным последние копейки, которых мало имел сам.
Уходил он оттуда постоянно радостный, умиленный, с твердой верой в милосердие Божие и надеясь, что Господь пошлет средства для дальнейших благодеяний, помня слова Святого Писания: