– Ваша ирония ни к чему. Более того – даже у вас в высших кругах понимают это – потому что помогают нам. Должен сохраниться резерв духа, который даст человечеству возможность выстоять и остаться тем, чем было замыслено: общностью подобий Божьих…
– Новый ковчег, значит, – сказал Юл. – В океане греховности. И то, что мы даем вам деньги, энергию, продовольствие, возим вас на своих кораблях по планетам – это все во имя сохранения вашей духовности? Интересная мысль. Хотите, я открою вам вашу же величайшую государственную тайну? Вы слышали что-нибудь об Обители святого Александра Суворова?
– Не помню, – сказал отец Александр.
– Есть такая обитель – внеепархиальная. К северо-западу от Царицына. Берут туда только мальчиков-сирот пяти, самое большее семи лет. Там они и живут до самой смерти – всю жизнь в стенах. А под землей там заложены термоядерные заряды, и монахи дежурят при подрывной кнопке. Мощность зарядов достаточна, чтобы всю Евразию засыпать радиоактивным пеплом – да и на Америку кое-что попадет… Теперь вам понятно, почему Конфедерация так лояльно к вам относится?
– Этого не может быть, – тихо сказал отец Александр. – Этого просто не может быть – того, что вы рассказали…
– Наведите справки. Только осторожно.
– Это чья-то ложь, которая…
– Туда время от времени приглашают инспекторов Конфедерации – наверное, чтобы мы не теряли остроту восприятия… Мой отец был там дважды. Монахи довольно ехидно говорили, что пример его прадеда оказался чрезвычайно полезен.
– Теперь – к нам, – сказал отец Александр.
Дверь отъехала. Юл встал.
– Ваше преосвященство, – сказал иерарх. – Прошу ваше.
Отец Александр встал, повернулся к Юлу и иноку, поднял руку, благословляя.
– Господи, помилуй нас… – прошептал он.
Юл задремал и проснулся, казалось, прошла минута, но руку он успел отлежать намертво – рука мотнулась и стукнула его по груди, тяжелая и бесчувственная, как деревяшка. Было тихо – так тихо, что слышалось попыхивание свечи: на фитиле образовался длинный нагар, пламя дергалось и коптило. В руку горячо и больно пошла кровь. Юл сидел неподвижно, стиснув зубы. Наконец, рука обрела подвижность, хотя и оставалась еще тяжелой и горячей. Шевельнулся Олег, застонал. С него наручники не сняли – боялись. И тут опять загремела дверь.
Она отъехала немного, и в щель кого-то втолкнули. Человек упал ничком, закрывая лицо и голову руками – и тут же камеру наполнил резкий, разрывающий ноздри смрад Игрикхо. Юл вскочил, зажимая рот и нос. Олег закрылся руками и смотрел, ничего не понимая спросонок. Человек медленно перевернулся на бок, подтянул колени к животу и с минуту лежал так, не двигаясь и, кажется, не дыша. Он был оборван и страшно, фантастически грязен. Потом он со всхлипом втянул в себя воздух и выстонал…
– О-о-о, дья-авол…
По голосу Юл его и узнал. Это был Петров.
– Владислав Аркадьевич? – наклонился над ним Юл. – Что с вами сделали?
– Кто это? – спросил Петров со страхом. Ладоней от лица он не отнял. – Юлий Владимирович? – Что вы тут делаете?
– Представьте себе – ищу вас. Но – что с вами? Вас били?
– Похоже на то… Посмотрите, что у меня с глазами, – он с трудом убрал руки.
Вокруг глаз были черные круги, веки вздулись и запеклись кровью. Юл осторожно – Петров напрягся и застонал – кончиками пальцев раздвинул веки. Ничего нельзя было разобрать: какой-то рубиново блеснувший студень…
– Ни черта не видно, – сказал Юл. – Тут только свеча.
– Чем-то хлестнули по глазам, – сказал Петров. – Я не понял, чем.
– Цепью, чем же еще, – мрачно сказал Юл. – Ладно, главное, что не вытекли, все остальное поправимо. Больно?
– Больно, конечно. Еще ребро… вот здесь…
Юл потрогал. Под пальцами хрустело.
– Кто же это вас?
– Не знаю. Окружили, кричали… потом отвели куда-то Вецу…
– Это садовник?
– Да… и чем-то меня по глазам… Мне кажется, его убили.
– И где же все это происходило?
– Там – в Рощах.
– Вы пошли в Рощи? Без фильтров? Как же вы выдержали?
– Да… ничего. Выдержал. Запах и запах. Ничего.
– Что же вы рацию-то забыли, – сказал Юл. – Разве же можно так?
– Забыл, – сказал Петров. – Быстро собрались – только в монастыре и вспомнил. Слушайте, – он попытался сесть, – надо же как-то сообщить…
– Знают, что мы здесь, – сказал Юл. – Утром выцарапают. Или днем.
– Да нет, я не про это, не про нас. Послушайте: мне Филдинг описывал здешнюю ситуацию и просил проверить кой-какие предположения… гипотезы… Я и проверил. И все сходится, понимаете?
– Нет, – сказал Юл. – Я ничего не знаю о предположениях Филдинга. Он со мной не делился.