Внимательно посмотрев на первого пленника, Клаас понял, какую чудовищную пытку применяет его истязатель. Он уже слышал об этом нововведении. Инквизиторы отказались от цепей, стали привязывать еретиков кожаными ремнями. Ждали, пока жертва разотрет руки и ноги в кровь, потом снимали ремни, замачивали их в уксусе. Затем мучителям оставалось только заново привязать ими пленника. Пропитанные кислотой ремни медленно разъедали израненную кожу, мускулы и жилы. Невыносимые терзания зачастую сводили жертву с ума. Невероятным усилием воли Эльке отвел глаза от извивавшегося в бессильных попытках прекратить свои страдания бедняги. Не ошибались те, кто говорил, что Фурнье был земным воплощением дьявола. Клаас вспомнил слова Белибаста. Катарский проповедник был прав. Этот мир не мог быть творением Бога. Такое мог создать только Князь Тьмы, повелитель кошмаров и ужаса, обрекший последовавшие за ним души на вечное страдание. И епископ был его верным служителем.
– Антуан – настоящий артист, – похвалил своего пыточных дел мастера Фурнье, – просто и эффективно. Ни разу не было, чтобы еретик попал в его руки и не раскаялся в своих грехах.
– Это – еретики?
– Не совсем, – глядя на Клааса прямым, изучающим взглядом ответил Фурнье.
– Тогда в чем их вина?
– В том, что они собирались убить посланника Его Святейшества, папы Иоанна XXII.
– Посланника папы? – Клаас вопросительно посмотрел на Фурнье, смутная догадка забрезжила в его мозгу.
– Мы невиновны, мессир, отпустите нас! Клянусь всем святым, что мы невиновны, это ошибка! – закричал прерывающимся от ужаса голосом второй пленник.
– Ошибка, говоришь, Жан, так ведь тебя зовут? – медленно произнес Фурнье. – Значит, твой приятель ошибался!
– Он уже не понимал, что говорил, – неуверенным голосом произнес тот, кого назвали Жаном, всхлипывая.
– Не понимал, – почти одобрительно сказал Фурнье, – ну что ж, иногда так бывает, что люди рассказывают неизвестно что, не правда ли, Антуан?
Тот усмехнулся и придвинулся к своей жертве. Сидящий мужчина скрючился, словно пытаясь укрыться от надвигающейся опасности.
– Вы правы, ему надо немного поразмыслить, мессир, а мы можем ему помочь. Наш долг – помогать ближнему!
С этими словами палач отошел от пленника и направился к пыточному столу, на котором были разложены инструменты. Антуан любовно провел по ним рукой и задумался на миг. Он напоминал художника, выбирающего краски и кисти для будущего шедевра. Наконец, слегка задумавшись, он улыбнулся. От этой улыбки пленник застонал от ужаса. Клаас почувствовал, как по спине заструился холодный пот. Фурнье наблюдал за всем отрешенно. Этот ад на земле стал повседневностью для епископа. Палач подошел к Жану, наклонился и проверил, насколько прочно он привязан. Потом взял свечу, резким рывком повернул голову своей жертвы в сторону и наклонил свечу. Жан застонал, но этот стон быстро сменился отчаянным воплем, когда горячий воск тонкой струйкой полился в ушное отверстие. Несчастный задергался, но его движения только усиливали боль.
– Прекратите! – не выдержал Клаас.
– Для шпиона у тебя слишком деликатная натура! – поджал губы Фурнье, но сделал палачу знак остановиться.
– Возможно, – парировал Эльке, – но я не вижу никакой связи между пытками этих несчастных и нашим разговором.
– Если ты не видишь связи, то это вовсе не значит, что ее не существует.
– Оставим эту бесполезную риторику, ваше преосвященство!
Клаас чувствовал, что он ни в коем случае не должен показывать ни собственного страха, ни собственной слабости. У него возникло твердое убеждение, что этот спектакль был устроен с единственной целью: запугать его.
– Не настолько она бесполезная, как тебе кажется, – улыбнулся Фурнье.
– Тогда докажите мне ее необходимость! – с вызовом произнес Клаас.
Епископ подошел к извивающемуся в бессильных попытках освободиться второму пленнику. Схватил его за волосы и слегка приподнял:
– Посмотри на него внимательно. Перед тобой всего лишь навсего твоя собственная смерть.
– Моя смерть?! – воскликнул Эльке.
– Эти люди были посланы твоим приятелем, кардиналом Трэве, чтобы убить тебя…
Вензалинов жил на окраине Белозерска в двухэтажном, старинной постройки деревянном доме с удивительной красоты кружевными наличниками. На ее звонок хозяин дома отозвался не сразу. Только через пять минут, когда уже собиралась уходить, Кася услышала торопливые шаги, и обитая коричневым дерматином железная дверь распахнулась.
– Вы к кому? – удивленно спросил бывший директор школы, непонимающе таращась на незваную гостью.
– К вам, Яков Александрович, – как можно увереннее ответила Кася.
– Мне кажется, мы не знакомы, или я ошибаюсь? – приподнял брови Вензалинов.
– Нет, не ошибаетесь, Яков Александрович, – подтвердила Кася и, не давая ему вставить слова, продолжила: – Я представляю интересы вашей внучки, Олеси Стрельцовой. Я не знаю, в курсе вы или нет, но Олеся на данный момент осталась совершенно одна, и я подумала, что необходимо поставить вас в известность…