Когда дорогой врач расписался в своём бессилии, вдова хирурга привела в их дом Шани. Подвижник и целитель из храмов Неру из Когатты, он был высоким, темнокожим и худым, с профилем ястреба и тонким молодым лицом. Шани выслушал причитания вдовы и долго рассматривал комнату Ари, статуэтки и плакаты. Положив ладонь на лоб ребёнка, Шани прошептал молитву и ушёл пить чай с родителями малыша, а через полчаса Ари без помощи встал с постели в туалет. Вместо того, чтоб снова лечь в кровать, малыш проковылял ещё несколько шагов и осторожно заглянул в кухню. Его родители и незнакомый новый доктор пили чай с сушёными лимонами и манго. У доктора было усталое лицо, а голоса отца и матери звучали самую малость виновато. При виде малыша их разговор мгновенно стих. На коленях отца малыш выпил целую пиалу чая и съел два шарика сладкого маминого руши. «Приходите к нам снова!» — у отца, провожающего Шани, блестели от слёз щёки.
И Шани пришёл снова.
— Утро, Шани! — глаза ребёнка оживали, когда он видел своего лучшего друга. Целитель возвращал Ари радость и веселье. Он возлагал руки на лоб и грудь малыша, массировал худое маленькое тело, шептал молитвы и речитативом тянул тихие песни. Он растирал сухую кожу Ари мазью, поил его целебными отварами и соком, читал ему предания и сказки о героях и богах. Множество сказок жило в больших книгах в тяжёлых твёрдых переплётах, читал их ещё отец Ари, будучи мальчишкой, и голос Шани оживлял сокрытые под переплётами сокровища.[1]
Ари лежал с закрытыми глазами и видел её, лёгкую юную царицу в сине-серебряном убранстве, подобную семенам северных акаций, со смольным облаком распущенных волос, несомую над морем влажными ветрами.
И Ари грезил наяву. Над крышей его дома в небесах невидимо неслись запряженные бурями, ветрами боевые колесницы…
Шани клал руку на лоб Ари, и малышу быстро становилось легче. Лихорадочный шум его крови почти стихал, мир обретал позабытую было яркость, краски играли веселей, и малыш чувствовал, как из него уходит слабость. Сначала он не задумывался о том, куда же именно она уходит. Ари лежал себе в приятной мягкой дрёме. Шани в плетёном кресле рядом с ним дышал болезненно и тяжко. Мама приносила из кухни чайник и пиалы и целое блюдо руши, и Шани с малышом постепенно сьедали мучные шарики с манговым сиропом внутри.
Иногда в сумерках, когда Керали уже не так напоминал духовку, Шани сажал Ари себе за спину и выносил его из дома. Вдова хирурга выглядывала из своей квартиры и провожала сухим взглядом этого молодого целителя, внебрачное дитя её покойного супруга, сына от женщины-ткачихи, сына, которого так и не родила она, жена врача и дочь несчётных поколений почитаемых врачей.