Свет. Испытание Добром?

– Да ты не сможешь меня убить! – истерически расхохотался мальчишка. – У тебя была возможность, но ты отказался, отказался!

Йорген задумался. Да. Было дело. Отказался. Но тогда речь шла о другом…

– За Дитмара – смогу, пожалуй. – В его голосе не было большой уверенности. – Знаешь, чем измышлять всякие страсти, скажи лучше. Когда ты воплощал Тьму, она как-то общалась с тобой? Может, что-то тебе говорила, чему-то учила?

Такой поворот в разговоре пришелся Фруте по нраву. Прежде никого не интересовали подробности его связи с Тьмой. Он бы охотно все рассказал этим жалким людям – пусть знают и содрогаются! Но никто не спрашивал. Он, едва не перевернувший судьбу всего мира, был никому не интересен – вот что самое обидное!

– Да! Из Тьмы мне приходили знания. Я видел мир, каким он должен был стать, я знал, что надо делать, чтобы он стал таким… Тьма многое открыла мне, в двух словах не расскажешь, да и не намерен я делиться с тобой тайным!

Вот тут лукавил братец Фруте! Еще как поделился бы, все бы выложил, что знал! Извелся за год оттого, что некому было продемонстрировать значимость собственной персоны. Не с нянькой же Агдой было беседовать о Великом?

Но Йорген не стал настаивать, лишь задал последний вопрос:

– Ладно, тебе решать. Скажи только одно, это очень важно. Тьма ничего не говорила тебе про Свет?

– Про Свет? – Воплощение Тьмы удивленно моргнуло и сразу стало похоже на обычного шестнадцатилетнего мальчишку. – Не-э…

– Точно? Ты уверен? Жаль. Ну, я пошел. Извини, что так вышло с завтраком, я не нарочно. Я к тебе еще зайду, да? Клотильда, до встречи!

– Кра! – небрежно бросила ворона.

Дожидаться ответа от Фруте Йорген не стал. Сбежал, так и не пожелав выведать, какой важной птицей был его младший брат, пока горькая судьба не загнала его на чердак. С досады Фруте топнул ногой в кучу снеди, по комнате разлетелись брызги и осколки. А ланцтрегер Эрцхольм радостно, налегке слетел вниз по лестнице. Он был доволен тем, как прошел разговор. Он больше всего боялся, что брат вообще не захочет с ним разговаривать.

Глава 19, открывающая тайну снов Йоргена фон Рауха

Где над возвышенным крыльцом
С подъятой лапой, как живые
Стоят два льва сторожевые…

А. С. Пушкин

Человеку, особенно прибывшему на Север издалека, все светлые альвы кажутся очень похожими меж собой, чуть ли не на одно лицо. Друг Йорген, будучи неплохо осведомленным о нравах и обычаях сводной родни, утверждал, что альвы то же самое говорят про людей, а в лицах собственных соплеменников никакого сходства не замечают, для них каждое исключительно индивидуально. И женщин своих они тоже делят на красавиц и дурнушек, хотя для людей все светлые альвы одинаково прекрасны.

Что ж, наверное, он знал, о чем говорил. Но Кальпурцию Тииллу было очень трудно поверить, что кто-то на этом свете считает, будто светлая леди Айлели обладает внешностью вполне заурядной и есть немало женщин куда красивее ее. Он так и сказал: «Куда же еще красивее-то?!»

– Откуда мне знать? – пожал плечами ланцтрегер. – Это не я, это сама матушка так говорила отцу, будто ее старшие сестры – настоящие красавицы, а у нее внешность скромная. Лично я между ними особой разницы не вижу. По мне, так матушка ничуть не хуже остальных.

…На самом деле она была прекрасна. У Кальпурция Тиилла захватило дух, когда он ее увидел. Он еще никогда не встречал таких женщин, ему казалось, они лишь в дивном Регендале водятся. Словами не описать было красоту третьей жены ландлагенара Эрцхольма, так что и мы не станем за это дело браться. Отметим одну лишь особенность.

Время не властно над светлыми альвами так, как над людьми. Они не знают старости, точнее, внешних ее проявлений. Прожитые годы не горбят их спины, не белят волосы сединой, не покрывают кожу сетью морщин. Бросив на альва беглый взгляд, не так-то просто бывает понять, сколько ему лет – двадцать или сто двадцать.

Но, увидев впервые хозяйку Логова льва, Кальпурций Тиилл почему-то сразу подумал о том, что, несмотря на ее неземную красоту и безупречную внешнюю молодость и свежесть, никогда не принял бы леди Айлели за юную девушку. Зрелая сорокалетняя женщина, мать семейства стояла перед ним, и мудрость прожитых лет отражалась в ее странных сиреневых глазах… А может, это ему только казалось, потому что женщина эта была мачехой его лучшего друга, а дома его ждала любимая жена, и разум таким образом старался защитить, обезопасить себя, чтобы не быть окончательно плененным нечеловеческой красой светлой альвы?