– А Тьма с ней! Наряжайте ее альвом, авось утром не станут придираться! Кому охота ковыряться в трупах, разбирать, что там у них под одеждой?.. Да, не забудьте одежду хорошенько порвать, а то…
– Подожди! По-твоему, я что, похож на женщину? – возмущенно перебил Семиаренс Элленгааль.
– Похож, – ответил Йорген честно. – Все светлые альвы похожи на женщин, этого у вас не отнять… Ну скорее же, что вы так долго возитесь?
А возились они, потому что задались закономерным вопросом: одежда останется в камере, на трупах. А сами-то они в чем пойдут, скажите на милость?
Да, об этом Йорген как-то не подумал…
– Ну и ничего страшного! На улице темно, никто вас не увидит. А по дороге подберем что-нибудь… Тиилл, хочешь, возьми мою рубашку! – О добром друге он решил позаботиться особо.
– Ах, к чему мне рубашка, когда нет штанов, – вздохнул силониец ностальгически. – Какой смысл?
– Ты сможешь обернуть ею чресла, на манер повязок, что носят жители дальних южных островов[24], – охотно подсказал ланцтрегер, и Кальпурций признал, что смысл в этом все-таки есть.
С переодеванием было покончено. Пленники, едва протискиваясь, уже вылезали в окно, когда хейлиг вспомнил о девчонке:
– А с ней как быть?!
– Забирай и ее до кучи! – распорядился Йорген лихо.
– Но тело-то! Нет подходящего тела!
– Ну нет и нет! Подумают, ее унесли про запас или целиком съели – косточки-то молодые…
Зря он стал уточнять. Бедный Хенсхен мужественно стерпел и вид изуродованных тел, и кошмарный маскарад… Но невинное упоминание о молодых косточках его почему-то добило. Он побледнел и сполз по стене – пришлось приводить в чувство.
А рубашка ланцтрегера Кальпурцию так и не досталась – девчонку в нее завернули. Собственную ее одежку Йорген изодрал, измазал в крови и расшвырял по камере – вроде как в клочья тельце рвали.
Вот так и бежали они: голяком в окно, потом, подсаживая друг друга, через забор, по сонным улицам, хватая с веревок что придется, кое-как одеваясь на ходу. По пути забрали остатки вещей, что Йорген смог сохранить, потом заскочили к дому вдовы Ружи…
– Мама, мамочка! Пусти! Домой хочу!
Родной голосок заставил мамашу подскочить на кровати, с которой она почти не вставала все последние дни.
– Отворяй, женщина! Долго нам ждать?
Жуткая, бледная, вся в черной крови тварь, сверкая желтыми глазами, стояла на пороге. В ней едва можно было угадать того молодого и симпатичного постояльца, которого она две недели назад обрекла на костер вместе с его спутниками и собственной дочерью.
– Вот, забирай своего ребенка. И если не дура – беги из города.
С этими словами тварь канула в ночи…
– Как вы думаете, не напрасно ли мы вернули девочку матери? – встревоженно приставал к спутникам Мельхиор.
Город остался позади, до рассвета было далеко. Они шли по дороге не таясь и не опасаясь темных тварей. Когда Легивар осторожно спросил, не нападут ли, Йорген ответил, усмехнувшись хищно: «Пусть попробуют! Тогда я сам на них нападу!» Больше этот вопрос не поднимался. Другие вопросы нашлись.
– Нет, вы уверены, что мы поступили правильно? Ведь бедная женщина околдована. Вдруг она вернет ребенка хейлигам, убоявшись колдовства?
– Скорее уж пожалеет бросить домок с нажитым имуществом, – цинично усмехнулся Легивар, и силонийцу подумалось, что маг, пожалуй, прав. – Но не тащить же нам было девчонку с собой? Мы сделали, что могли, – дальше пусть живут как знают, и да рассудят их Девы Небесные.
– Все в руках Дев Небесных, – привычно откликнулся Мельхиор, но священная формула не помогла – на душе по-прежнему было тяжело и тревожно.
А скоро (как-то слишком скоро, им показалось) наступил рассвет, и повод для тревоги нашелся у всех. Кальпурций Тиилл бросил случайный взгляд на друга Йоргена и замер как вкопанный:
– Боже! На кого ты похож?!
– На кого? – живо заинтересовался тот, еще не ожидая дурного.
Силониец даже не знал, как ответить. Ни на человека, ни на нифлунга Йорген больше похож не был. Выглядел он ужасно, если не сказать – устрашающе. Дородностью он никогда не отличался, но теперь стал не просто тощим – иссохшим каким-то. Летний загар сошел с кожи без следа. Глаза увеличились чуть не вдвое и разъехались к самым ушам, заострившимся пуще прежнего. Зубы, наоборот, немного измельчали, зато заострились – прежде обаятельная улыбка казалась теперь злобным оскалом. Прямые нифлунгские когти, с которыми Йорген нещадно боролся, состригая под корень на человеческий манер, отросли и хищно изогнулись… Темная тварь неизвестной породы – вот на кого стал похож начальник Ночной стражи Эренмаркского королевства.
– Йорген, друг мой, – простонал силониец чуть не плача, – признайся, пока нас не было рядом, тебя никто плохой не кусал?
– Комары… – недоумевающе пробормотал тот.
– А хуже?
– Ну оса в палец. Оно прошло уже. А что?
– Ты ел хорошо? Как обычно? – не ответив, продолжил странный допрос Кальпурций.
Остальные стояли молча, смотрели испуганно, и от взглядов их Йоргену самому стало страшно.