Саша решительно приблизился к соседской двери и позвонил — сначала коротко, едва коснувшись черненькой кнопки. Потом спохватился: так звонят в дом, где есть дети, чтобы их не разбудить. У профессора детей вроде бы нет. Он позвонил снова, подлиннее и погромче. В квартире было тихо. Значит, профессор все-таки лег спать.
Саша постоял еще немного, представляя себе одинокую спальню, в которую придется возвращаться и снова мучиться вопросами без ответов. Ничего не поделаешь, утро вечера мудренее. Он вздохнул и еще раз нажал кнопку звонка. Никакого ответа. Уже уходя, Саша машинально уперся в дверь рукой — и она открылась.
В прихожей было темно, только из ближайшей комнаты пробивался свет, и оттуда же несло чем-то пригорелым, вроде печеных баклажанов. Саша неуверенно шагнул вперед, но потом решил, что если у человека не заперта входная дверь, то это в любом случае непорядок. К тому же в квартире было тихо, значит, профессор один, максимум с кем-то вдвоем, и можно не бояться встретить здесь агрессивно настроенную компанию.
На цыпочках Саша подошел к комнате и заглянул внутрь. Профессор действительно был один. Он сидел в кресле, крепко привязанный к нему какими-то странными разноцветными веревками. Чем-то пестрым, блестящим был завязан и его рот. Горелый запах и беловатый дым шел от письменного стола, на который была накинута гардина с окна. Эта гардина и дымилась. Саша сделал еще шаг и увидел, что на ней стоит потемневший, весь в разводах, раскаленный утюг.
Он сначала нашел розетку и выдернул шнур, потом огляделся, подобрал с пола полотенце, взял утюг, отнес его на кухню и поставил на плиту. Схватил какой-то ковшик, плеснул туда воды, вернулся в комнату и залил гардину, которая, к счастью, только начинала тлеть. Лишь потом он развязал профессора. При ближайшем рассмотрении оказалось, что веревками и кляпом служили галстуки, шесть или семь дорогих галстуков разных цветов.
— Спасибо, — прошептал сосед опухшими губами. — Простите… — И на полусогнутых ногах проковылял в туалет.
Оставшись один, Саша оглядел комнату, в которой творился некоторый беспорядок, но, в общем, все было цело. Из полуоткрытой дверцы старомодного гардероба вывалились какие-то предметы туалета, видимо, задетые злоумышленниками, когда они доставали галстуки. Что за странная идея — человека галстуками вязать?
— Они взяли только мои записи, — сказал профессор за его спиной. — Кретины. Там все равно никто ничего не поймет, а я напишу заново. Спасибо вам, Саша.
Саша растерянно кивнул. Он сообразил, что не помнит имя профессора, который сегодня представился ему в больнице, но Саше было не до того. Сосед, видимо, это понял и протянул ему руку:
— Мурат Гусейнович Кабиров. С вашей женой мы давно уже знакомы. Как у нее дела?
— Все то же, — ответил Саша.
— Не переживайте, обойдется. Хотите, позвоним сейчас Саидову? У меня есть его домашний телефон.
— Поздно, неудобно, — только и смог пробормотать Саша. Этот человек, который недавно сидел связанный по рукам и ногам и чуть не сгорел заживо, предлагал ему помощь!
— Удобно, он врач.
— Я был в больнице, пока он не ушел. Он сказал — ждать, — объяснил Саша. — Нет смысла звонить, он больше ничего не скажет.
— Ну смотрите. А то, я вижу, вы места себе не находите. Это ваш первый ребенок?
— Д-да, — краснея, сказал Саша. А что еще он мог сказать?
— Как вы догадались прийти? Почувствовали запах гари? — продолжал тараторить профессор, видимо, слегка возбужденный после пережитой опасности. Он открыл гардероб и начал укладывать вещи на место; с содроганием, но все-таки собрал и повесил галстуки.
— Утюг вы поставили на плиту? Правильно. Они хотели изобразить несчастный случай, поэтому даже вязали меня этими «кроватками». Вы знаете, что по-итальянски галстук — «краватто»? Если бы я сгорел, рядом нашли бы только обрывки одежды. Устраивать поджог было бы слишком подозрительно: я не курю, и плита у меня электрическая. Вот и придумали эту штуку с утюгом. Остроумно, не правда ли? Но это очень хороший утюг, с отличным термостатом. Термостат работал несколько часов, включая и выключая нагревание. Ну, а потом не выдержал. И тут очень кстати пришли вы. Этого они не могли предположить.
— Кто это — они? — спросил Саша, присаживаясь на край письменного стола. От всех событий сегодняшнего дня у него начала болеть голова. Московское приобретение — до приезда сюда он вообще не знал, что такое головная боль.
— Кое-кто из моих знакомых. И незнакомых тоже. Вы удивитесь, но не все они — азербайджанцы.
Саша не удивился, поскольку просто ничего не понимал.
— Это продолжение истории с листовками, — пояснил профессор, но понятнее не стало. — Да, кстати!
Он выскочил из комнаты, хлопнул какой-то дверью, видимо, балконной, и вскоре вернулся с прозрачным пакетом:
— Вот! Положили в пакет и на улицу вынесли, чтоб не сгорели и не попортились. Артисты! Это те самые пасквили, что мне принесла Карина. Узнае́те?
Саша не знал, что сказать. Какие-то пасквили. Карина принесла их сюда? Откуда, зачем? И почему Саша их должен узнать?