Сверху видно всё

— Спасибо! — ответил Кабиров, тоже переходя на повышенные тона. — За это я действительно благодарен. Но я не стал подозреваемым, а все остальное — не мое дело. Я не люблю детективы. Некоторые мои знакомые тоже озаботились этой историей, и совершенно напрасно. Поймите, Карина, в моем возрасте человеку следует беспокоиться лишь о том, что напрямую от него зависит, за что он несет ответственность. На глупости уже нет времени. Например, за азербайджанские листовки в вашем доме я несу ответственность, и меня беспокоит их появление. Гораздо больше беспокоит, чем чье-то чужое убийство, — при всем моем сожалении, что оно произошло.

— Но почему вы несете за них ответственность? — возмутилась Карина. — С какой стати? Мы же знаем, что не вы это сделали.

— Милая девочка! Простите, что я вас так называю, но все-таки я намного старше вас. Я несу ответственность за все, что прямо или косвенно имеет отношение к моему народу. За все абсолютно! Азербайджанский национализм задевает меня гораздо больше, чем русский, армянский и так далее. Догадываетесь почему? Потому что, когда кто-то призывает бить азербайджанцев, мне может быть страшно, обидно, но не стыдно. А когда азербайджанцы кричат: «Бей армян!» или «Бей русских!» — мне очень стыдно. Вы не представляете как. У меня вот здесь, в груди, все горит, и хочется спрятаться от людских глаз. Хотя, как вы справедливо заметили, не я «это» сделал. Вам, наверное, такое чувство незнакомо, но только по молодости. Со временем вы его узнаете, потому что вы порядочный человек. Рассказать вам, какую надпись я видел в международном аэропорту одной страны, перед выходом на летное поле? «За границей государство — это ты». Удивительно точные слова! Прежде, при проклятой советской власти, я не считал, что в Москве я за границей. А теперь это так, а значит, мое государство — это я, и мой народ — это я. А вы говорите — труп. Да в гробу я видал ваш труп, и там ему и место.

Профессор перевел дух и вытер вспотевший лоб. Карина молчала, не зная, что сказать. Теперь ей казалось, что она действительно некстати полезла со своим расследованием. У человека и без него забот хватает.

В этот момент раздался звонок. Кабиров сделал знак Карине: «Сидите!» — и пошел открывать. Из коридора послышались гортанные голоса. Говорили на чужом языке, и Карине стало неудобно, что ее здесь застанут. Да еще это кимоно! Она встала, решив при первом же удобном случае распрощаться и уйти.

Но гости, которые вошли в комнату, не обратили на нее никакого внимания. Их было двое — высокий мужчина лет сорока с хрящеватым недобрым лицом, похожий на испанского инквизитора, и молодой толстощекий парень довольно флегматичного вида. Кабиров и «инквизитор» раздраженно переговаривались по-азербайджански, парень молчал.

Увидев своего недавнего просителя, торговца Джафара, рядом с Арифом Алиевым, Мурат Гусейнович не удивился и даже вопросов не стал задавать. Ариф любил менять телохранителей, которые по совместительству исполняли обязанности шоферов. Очевидно, парень привлек его тем, что владел дзюдо, вспомнил Кабиров характеристику, данную Джафару другим подручным Арифа, Али.

Жаль мальчишку. Торговал бы себе своей хурмой, а теперь его втянут в криминальные дела, а то и что похуже. Мурат Гусейнович подумал об этом, но ничего не сказал. Ему не полагалось высказывать свое мнение по поводу Арифа и его окружения. Алиев, один из теневых авторитетов азербайджанской общины, считал профессора человеком в общем полезным, поскольку он не раз выручал соотечественников из беды, но не вполне своим. Кабиров и не претендовал на звание «своего». Он имел дело с авторитетами постольку поскольку и рад был бы вообще не видеть их у себя дома. Но, как говорят французы, положение обязывает.

Однако сегодня Ариф явился кстати. Кабиров должен был выяснить, не причастен ли он к подбрасыванию листовок в армянскую квартиру, и поэтому с ходу, чуть ли не с порога спросил Алиева, есть ли такие листовки в Москве и где их достают.

Ариф взглянул на него с холодным удивлением и сказал, что Мурату сейчас надо думать совсем не об этом, не о таких глупостях. Антиармянские листовки — не его забота, потому что его собственная жизнь висит на волоске. Кто-то хотел пришить ему ни много ни мало обвинение в убийстве, и если сейчас это не получилось, то успокаиваться рано: они не остановятся на одном неудачном трупе. Эти «они» и «кто-то» — вероятнее всего, российские спецслужбы, которым надоела миротворческая деятельность профессора в Москве. А может, ребята из русских патриотов. В любом случае…

— Ариф, ты не ответил мне на вопрос про листовки, — терпеливо напомнил Мурат Гусейнович.

— Кому нужны листовки? — оборвал его Ариф. — Разве это по твоей части, Мурат? Если кто-то хочет такие листовки, пусть приходит ко мне, он их получит.

— То есть они у тебя есть? — уточнил Кабиров.

— Ты меня что, допрашиваешь? — ощерился Ариф. И тут он увидел Карину.