Свеча Хрофта

Он пытался вызнать у Руни, что она помнит об Асгарде и прежней жизни, по которой он порой так тосковал. Но ее память, дремавшая слишком долго, просыпалась медленно. Девушка припоминала лишь смутные образы или мелкие детали. И Один, как ни старался, не мог понять, кого вернула ему насмешница Судьба. Он расспрашивал Девчонку, пока та, утомленная бесконечным, едва не сломившим ее дух днем не уснула. И лишь тогда решился выпустить ее из объятий, перенес на постель и долго сидел рядом, вглядывался в лицо девушки, надеясь увидеть хоть одну мельчайшую черточку, что подсказала бы, кто перед ним.

Тех, кто способен узнать Свечу, было не так уж и много. Хрофт не сомневался: Рунгерд — часть его семьи. Но кто — жена, один из сыновей, пасынок, падчерица, а может — неуемный лукавый братец?

От Локи можно было ожидать всего. Беспутный плут, многоликий бог лжи, всегда любил менять обличья и, пожалуй, чувствовал бы себя уютно в женском теле. У Рунгерд был тот же насмешливый склад ума. Она, так же как Локи, обожала всяческие «штуки», в ее голове роились непостижимые планы. Локи не мог прожить ни дня без дерзкой выходки. Ему нравилось видеть ярость и недоумение на лицах асов, ётунов, смертных… Разница между братом и Руни была лишь в том, что Рунгерд вечно изобретала что-нибудь механическое или алхимическое, а Локи просто крал все, что могло пригодиться или всего лишь имело неосторожность вызвать интерес рыжего плута. Но насмешливость Локи была злой. Божественный пройдоха всегда думал лишь о себе и собственном удовольствии. Он едва ли подхватил бы клич «Земля и люди», а если бы и сделал это, то с такой иронией и издевкой, что даже самому последнему глупцу стало бы ясно, что Локи интересует только Локи.

Хрофт вновь и вновь воскрешал в памяти родных, чего не позволял себе уже давно, не желая дать призракам памяти шанс вцепиться когтями в его душу. И вспоминал Рунгерд. Их первую встречу в хижине в самом сердце Живых скал. Видел ее в бою, над чертежами и парящей в воздухе на кожаных крыльях.

И видел в ней всех понемногу. Они, Древние Боги, изначально были совсем не такими, как Боги нынешние, Новые. Они всегда были рядом с людьми. И Хрофту всегда казались понятнее эти хрупкие, вероломные, страстные и сильные существа, чем, скажем, те же маги, вроде Хедина, Ракота или Мерлина. И Рунгерд человеческого досталось с лихвой. Но было в ней и что-то иное, что так влекло. Что заставляло людей, альвов и магов присоединяться к ее воинству. Она оберегала своих людей, как Фрейр, и порой нестерпимый ласковый свет в ее глазах напоминал сияние Фрейра, но пасынок никогда не любил войны. И в этой взбалмошной девушке не было и следа прекрасной безмятежности Фрейра. Она скорее походила на Тора. Хвастовством своей силой и радостной жаждой жизни, что всегда были свойственны Молотобойцу и порой заводили его слишком далеко.

Хрофт мог представить Руни сражающейся с ётунами и чудовищами. Пожалуй, в ее характере было шутки ради нести на голове котел Хюмира, который никак не мог поднять бедняга Тюр. Хрофт мог представить сокрушительный Мьёльнир в ее тонкой руке. Мог представить на ее ноге железный сапог Видара и был уверен, что ей хватит дерзости сунуть обутую железом ногу в пасть Фенриру. Видел мысленным взором ее в схватке с чудовищным Гармом. Но в ней было то, чего никогда ни капли нельзя было сыскать ни в одном из его детей, — она умела созидать. Отец Дружин смеялся бы долго, узри он сыновей над чертежами летающего плаща или смешивающими что-то в склянках.

Девушка была по-своему красива. Владыка Асгарда не сразу заметил это и до сих пор как-то не решался признаться себе, что привык к ее теплой, удивительно женской красоте, которую Руни пыталась спрятать за своими нарочито мальчишечьими нарядами и широкими плащами. Но он помнил горделивую красоту своей падчерицы и никогда не решился бы поставить Руни рядом с Фреей. Как ни один скальд не решится сравнить неугомонный горный ручей и широкую могучую реку.

А Фригг? Жена лучше всех знала Свечу. Но даже представить себе, что в теле Руни могла найти приют душа Фригг, казалось Одину нелепым. Его Фригг, роскошная, одетая в золото и драгоценные камни, как истинная царица мира, она умела быть прекрасной и величественной. И никогда не позволила бы себе жить в лесу, без служанок и купален. Хрофт представил, каким взглядом смерила бы его супруга неровно остриженные, неухоженные волосы Руни. Фригг любила порядок, дом, довольство. Она любила детей. И в ней были покой и достоинство, а в Рунгерд — лишь гордость и неуемная жажда нового.