Может, действовало то, что Велунд назвал «притяжением истинного дара», но Отцу Дружин было… интересно. Простая внучка сельского лекаря бросала вызов самой сути магии, гордо заявляя словом и делом, что не нуждается в ней. И он хотел знать, что такого углядело в Девчонке Упорядоченное, чтобы наградить ее этим даром. Хрофт знал свою силу, он мог уничтожать миры, спасти от гибели этносы, но он никогда не был тем, кто создает. Созидательницей всегда оставалась Фригг, его жена, подруга, та, что осталась в далеком прошлом. И воспоминание о ней тотчас отозвалось болью, как открытая рана. Рунгерд была такой. Она могла творить. Однако то, что Фригг когда-то давно обращала на семью, мир, дом, Девчонка направила на то, чтобы бросить вызов богам. Но сейчас Хрофт не думал о ее целях, его привлек сам процесс. Он так привык к тому, что магия здесь, в Хьёрварде, равна силе и власти, что пренебрежение этой первоосновой мира казалось и безумным, и дерзким, и захватывающим.
— Я видел, как твои летуны с мягкими крыльями садились на стены крепости, — продолжил он, поясняя. — Если эти плащи становятся мягкими от тепла человеческого тела, поэтому приземлившийся может сразу вступить в бой, почему не использовать плащи здесь?
— А прыгать откуда? Деревья нужного разбега не дадут, да и ветки помешают. Даже если и сумеет полететь один, остальные побьются. А я не умею возвращать людей к жизни, — язвительно проговорила Руни. — Если бы умела, давно вернула бы отца и плевать хотела на Великого Хедина.
— А если так, — Хрофт пропустил мимо ушей ее издевку, поглощенный идеей, — с баллисты, как тех, что сейчас летали.
— Отлично, господин мой, превосходно, — весело подбодрила его Руни, словно Хрофт был ее нерадивым учеником. — Вот и мне пришла в голову точно такая же мысль. Только со стреломета, как его ни перекраивай, не получится. Пробовали. В жестких крыльях удар принимает на себя каркас, а в плаще летун ничем не защищен. Пытались запускать на деревянном щите. Вроде противня для хлеба, который держал бы удар при выстреле. Так проклятущая деревяшка падает слишком поздно, так что летуну не остается времени, чтобы развернуть плащ. Я даже щит в полете ногами отталкивала, все равно по времени не проходим. Вел еле поймал меня, когда плащ не раскрылся. Поэтому из вариантов вижу только один…
— Навесом? С катапульты? — подхватил Хрофт, и Руни аж взвизгнула от удовольствия и панибратски хлопнула Отца Дружин по плечу. Точнее, попыталась, но дотянулась лишь до бугрящегося мышцами предплечья.
— Точно, именно с катапульты, — подтвердила она и тотчас с мольбой взглянула на Хрофта. — Как раз хотела сегодня испытать. Но в прошлый раз, когда Велунд меня подхватил почти перед самой землей, обещала, что больше без чародея прыгать не буду. Но ведь бог лучше, чем чародей, так? — Руни хитро прищурилась. — Пообещай, что подхватишь меня, если я попытаюсь разбиться, и можно будет не дожидаться Велунда, ведь обещание-то я не нарушу.
Ее бесшабашное веселье, искрящееся в лукавых серых глазах, в мимолетной улыбке и нетерпеливом переплетении пальцев, сделали Руни совсем юной. Не могла эта озорная девочка быть той Рунгерд, что ногой вогнала в ухо зофара стрелу. Той, решительной и злой, он сумел бы противостоять. Та воинственная молодая женщина могла быть врагом. Эта девочка — нет.
— Отдай мне Свечу, и я обещаю, что не позволю тебе разбиться, — буркнул он, стараясь скрыть за холодностью странное ощущение поднимающейся в груди теплой волны.
— О нет, мудрейший Владыка Асгарда, — покачала головой Руни, от которой не ускользнуло ничего: ни мягкие морщинки, появившиеся в уголках губ Древнего Бога, и неподдельный интерес, звучавший в вопросах, ни напускная строгость и холодность, — меня на кривой козе не объедешь. Стоит мне отдать Свечу твоей жизни, как за мою собственную никто не даст и ломаного гроша. Ты первый будешь рад, если я расквашу нос об ту зеленую лужайку. Поэтому Свечу я спрятала, и спрятала, видимо, лучше, чем ты. И если случится несчастье и я рухну с высоты и не соберу-таки костей, никакое магическое видение и прочие колдовские штучки не помогут тебе отыскать твою свечку, Великий Один. — Шутливая дерзость в одно мгновение пропала из ее глаз, и, внезапно став печальной и серьезной, она спросила без тени лукавства: — Так ты поможешь мне?
И он оказался не готов к такой перемене. Прячушаяся за тысячью масок Рунгерд на мгновение открыла ему свое истинное лицо. И тотчас спряталась, широко улыбнувшись. И Отцу Дружин ничего не оставалось, как кивнуть, соглашаясь на роль чародея, который не должен позволить госпоже упасть.
Рунгерд весело и повелительно взмахнула рукой, и в эту руку тотчас вложили кожаный плащ-крылья. Кто-то из альвов бросился помогать госпоже застегивать ремни на груди и талии, но Хрофт, сам не зная зачем, отстранил его и принялся неловко продевать ремни в петли, затянул крепления на запястьях и, наклонившись к русой макушке девушки, проговорил своим громовым шепотом:
— Не смей падать.