Сватовство

Митька посмотрел на отутюженные, с несминающимися стрелками брюки Алика, на выглядывающую из-под белого ворота рубашки черную бабочку — артист, да и только! — и удивился Вовкиному простодушию: ой, кто же в таком наряде воровато лазит по окнам? Ведь на обшитой тесом стене немудрено и на гвоздь напороться, и выпирающий из досок сучок не заметить… Ну, Вовка, и выслужился ты перед Аликом…

Алик прошелся перед ребятами, заложив руки за спину.

— Я, к сожалению, Володя, не знал, что ты любишь сладкое, — сказал он и остановился перед растерявшимся Вовкой.

Вовка виновато съежился.

Алик размеренно пораскачивался с носков на пятки и с пяток на носки:

— Если ты хочешь, я могу завтра же угостить тебя дорогими конфетами без всякой экономии пятаков.

Вовка захлюпал носом:

— Да чего уж ты в самом-то деле? И пошутить нельзя?

Алик недовольно передернул плечами.

— Какие-то мальчишеские шутки! — раздраженно укорил он Вовку. — Я не позволю над собой так шутить. Я не первоклассник. Мне четырнадцатый год идет. А, как вам известно или нет, писатель Аркадий Гайдар в шестнадцать уже командовал полком. Пионер Леня Голиков стал Героем Советского Союза, когда был моложе нас. А вы относитесь друг к другу — и особенно ко мне! — как к мальчишке. Но мы не мальчишки — мы подростки уже! И ведите себя в соответствии с возрастом.

Ох, ох, наговорил… Подростки…

Вовка пристыженно молчал. А чего бы, кажись, он сделал худого? Предложил Алику, как порядочному человеку, ходить в кино без билетов… Ну и чего так взъедаться за это? Он и Митьке сделал такое же предложение ровно полтора года назад. И Митька перед товарищем не выпендривался: если не было пятака, лазил в окно, а если и был, так все равно лазил.

— Знаешь что, Алик, — решительно вмешался в разговор Митька. В нем еще не прошла досада на себя за то, что не дал Вовке выговориться до донышка, оборвал его на полуслове. А тут еще добавил ему раздражения Алик, и Митька загорячился: — Ты не в Улумбеке. Командирские замашки бросай. Мы к тебе как к своему, к полежаевскому, отнеслись, а ты нам только и знаешь нравоучения читать… Тоже нам учитель выискался!

Алик, не ожидавший отпора, растерялся.

Ну вот, и похлопай теперь глазами, видали таких! Приехал в Полежаево всего два месяца назад, а уж всех под себя подмять хочешь. Эх, если бы Митька не нянчился с братом, он показал бы тебе, как с полежаевскими ребятами следует разговаривать. Ну и что, что иностранными словами козыряешь на каждом шагу? Может, полежаевские-то слова похлеще иностранных есть!

Алик опять заковырял землю ботинком:

— Вы меня, ребята, неправильно поняли.

— А чего неправильно-то? — задиристо вскинулся на него Митька. — Ну-ка, ну-ка, скажи! Послушаем умного человека.

— Да, послушаем, — поддержал его Вовка, радуясь неожиданной перемене обстановки.

Над Полежаевом прочертила небо звезда, и Митьке показалось, будто в воздухе запахло паленым. Он, принюхиваясь, повел носом. А это, оказывается, по тропке прошел с папиросой Геннадий Иванович, заведующий клубом, от него и нанесло запах дыма.

Алик тоже заметил Геннадия Ивановича и сразу же приосанился.

«Вот хитрец, — догадался Митька. — Думает, при свидетелях не заденем».

А Геннадий Иванович, как назло, остановился у крыльца докурить папироску, не давая ребятам выяснить отношения до конца.

— Так ты чего замолчал? — приглушая голос, поторопил Алика Митька. — Мы приготовились тебя выслушать, а ты как воды в рот набрал.

Алик тоже приглушил голос до шепота:

— Ну, в общем, у меня к вам чисто мужской разговор… А вы все к пятакам и конфетам свели…

Тут уж Вовке стало не удержать обиды. Да и момент выгодный — пообижаться.

— И пошутить нельзя? Да? — спросил он вызывающе и придвинулся к Алику.

— Ну вот, я так и знал, — отступил на два шага Алик. — Чуть что, и драться… Вот я и говорю вам, давайте по-честному распределимся, чтобы недоразумений не было.

Митька с Вовкой переглянулись.

— Это как так «распределимся»? — нетерпеливо поинтересовался Вовка и посмотрел назад, не подслушивает ли их разговор Геннадий Иванович. Но Геннадия Ивановича уже не было у крыльца: поднялся в клуб.

Алик, видать, опомнился от Митькиного напора, опять непринужденно заложил руки за спину и фертом прошелся перед ребятами.

— А так, — распалялся он. — Чтобы кулаки потом в ход не пускать!

О, этого хлыста голыми руками не ухватить. Увидел, что рты пораскрывали, и, будто снова командирские погоны на него нацепили, расквакался, пузырем надулся. Митька только собрался еще раз осадить его, подбирал уж слова пообиднее, как Алик сказал:

— Значит, одна там у них ничего? — Он вприщур посмотрел на Вовку.

Вовка держал в зубах семечко и, поперхнувшись, не раскусил его, проглотил со скорлупкой.

— Ага, ничего, — признался растерянно.

Алику попался под ноги камушек, он отбросил его:

— А какая? Думаешь, я по глазам не вижу, что ты меня предаешь. Я, как перед другом, перед тобой открылся, а ты…

— Чего я? Чего я? — запетушился Вовка.