Сватовство

Вот Алик-то Макаров и свел всех с ума. Может, если б не он, никто бы и не обратил на шарьинок внимания. Ну, приехали и приехали… Эка невидаль! Каждый год кого-нибудь присылают в Полежаево на уборочную. Правда, не таких молодых. Председатель колхоза, так тот, говорят, узнав, что привозят девчонок, даже расстроился, звонил по телефону в район: зачем же, мол, вы к нам этих пигалиц направляете — за ними еще за самими нянька нужна. А из района его осадили: не нуждаешься в помощи, студенток перебросим в другой колхоз…

Во-первых, не студенток все-таки, а учащихся, как правильно подметил всезнающий Алик Макаров. Студенты в институтах и университетах, а в техникумах учащиеся. А во-вторых, и не учащиеся даже — абитуриенты… Ну да ладно, в школе тоже были учащимися, пускай в учащихся еще немного походят. То, что девчонок следовало называть по-прежнему, как и в школе, в какой-то мере сравнивало их с полежаевскими ребятами. Подумаешь, в медучилище поступили… Как были учащимися, так ими же и остались. На каких-то год-два только и постарше Митьки и Алика.

Если же по внешнему виду судить, то еще неизвестно, кого можно принять за студентов, кого за школьников. У Митьки косая сажень в плечах: сколько он картошки на спине перетаскал из огорода в подполье, сколько дров испилил-исколол, сколько воды переносил в ведрах — и не хочешь, атлетом станешь. А девчушки-то почти все замореныши, одна другой тоньше.

Не Алик бы Макаров, так Митька и не разглядел в них никакой красоты. Алик всех с толку сбил.

Шарьинок привезли в Полежаево к вечеру. Пыль за машиной уже не вздымалась к небу, а, отяжелев от росной прохлады, шуршала, как снежная поземка, почти не отрываясь от дороги.

Митька как раз сидел у распахнутого окна и качал ногой зыбку. Веревочная петля то и дело соскальзывала со ступни, и Митька сердился, наклоняясь, чтобы поправить ее. Поэтому он и прозевал тот момент, когда шофер Колька Попов развернул грузовик у колхозной конторы (а разворачивался Колька лихо, заставляя людей испуганно вскрикивать). Митька услышал лишь этот обморочный вскрик и увидел, как Колька открыл кабину и, выставив левую ногу на подножку, шутливо скомандовал:

— На первый-второй рассчитайсь!

Девчонки подняли в кузове гвалт, захохотали.

Колька ущипнул сидевшую у борта толстушку. Она взвизгнула, а он, скаля белые зубы, уже потянулся к ее соседке. Та заметила извивающуюся змеей Колькину руку, вскочила, держась за борт кузова, замахала кулачками, как мотовилами.

В это время перед конторой и объявился Алик Макаров.

— Ну что, Николай, — поздоровался он с Колькой за руку, — помощников нам привез?

— Да, вам, вам, — съехидничал Колька, нагоняя на лицо озабоченную хмурость. — А то ведь ты тут весь изработался, — намекнул он на то, что Алик в эту горячую пору бездельничал.

Алик не обратил внимания на его издевку, зашел с другой стороны кабины и поднялся на подножку. Рыжая голова его наклонилась над кузовом как подсолнух.

Шарьинки сидели на соломе и, видимо, не очень-то торопились вылезать из машины.

— Девочки, приходите вечером в клуб, — пригласил их Алик.

Шарьинка, увернувшаяся от Колькиного щипка, насмешливо удивилась:

— А у вас разве и клуб есть?

Белые, как льняное волокно, косички у нее были уложены на затылке бубликом. Наверно, совсем недавно из них выплели бантики, потому что косички без них выглядели очень уж жидкими.

— А вы думали, что к питекантропам приехали? — довольный своим остроумием, засмеялся Алик.

— Ой, какой знающий мальчик, — потрясенно покачала головой белокурая. — Не зря, видно, солнцем меченный…

— Рыжий да рябой — самый дорогой, — отпарировал Алик.

Шутливому разговору не суждено было продлиться. Из конторы вышел расстроенный председатель колхоза.

— Николай, — распорядился он, — шесть человек оставь в Полежаеве, пять отвези на Большую Медведицу, а остальных — на Высокую.

И вот эти-то шестеро, что остались в Полежаеве, и оказались обреченными на то, чтобы отвергать или принимать ухаживания Алика. Они еще не знали об этом, но Митька-то это предвидел.

Светловолосая девчушка, увернувшаяся от Колькиного щипка, подала Алику свой рюкзак, будто считала, что он только для этого и пришел сюда, протянула ему руку и, опираясь о нее, ловко соскочила на землю.

Следом за ней выпрыгнули из кузова и остальные, смущенно гася парашюты платьев.

— Алик, ты их троих к Павле Ивановне сведи, — подсказал Колька Попов, — а троих — к Тишихе, — и захлопнул дверцу кабины. Стартер дал обороты мотору. Машина, обдав девчат гарью, покатилась под уклон вдоль деревни.

Алик, как услужливый квартирьер, развел шарьинок по домам и, еще не успев успокоить сердце от тяжести чемоданов и рюкзаков, прибежал к Митьке:

— А ты знаешь, в Полежаеве лучших оставили! — заявил он.

Ну и что? Полежаево от этого не расцветет и не разбогатеет. Вот если бы работников привезли лучших, тогда другое дело. А Митька в окно их видел: прав председатель колхоза: на таких надежда плохая. Ведь эта, тоненькая, с белыми волосами, в поле работать начнет, так в спине переломится. И остальные не лучше ее…