Он достойный карл, хотя и несколько мягковат характером, но я горд, что он мой друг. И, через много-много зим, когда я, в возрасте ста двадцати четырех лет паду, сраженный рукой молодого воина, заставшего меня со своей юной и прекрасной женой; когда я пройду по радужному мосту и Хеймдалль распахнет передо мной ворота из клинков мечей - так вот, я не хочу слышать от своего отца и деда, которые встретят меня там, что-то вроде: "Где ты был, когда убивали твоего друга?".
И вот я стою невдалеке, но так, чтобы все слышать, и внушаю к себе отвращение. Внушаю, в смысле, одному из спутников этого самого Одерштайна, выбрав для этого самого горластого. И злость, и раздражение, и там еще всякое, что получится. Это дается мне нелегко, вроде как самому себя за волосы из болота тягать - нет опыта, нет практики, что поделать. Как-то не упражнялся раньше в подобном, ибо незачем было. Мне нужно это, чтобы быть вовлеченным в ссору вместе с Уиллом. Будь по иному - на драку я бы напросился и так. Но если напрошусь, то это будет отдельно моя драка, и отдельно - поединок Уильяма, в котором, если он будет происходить не на луках, можно ставить деньги на победителя и ждать верного выигрыша. А проклясть всех пятерых разом, чтобы у друга были шансы в поединке, у меня не хватит сил, да и он не простит мне такой победы, если узнает.
-... В своем болоте! Жрать лягушек с глиняной миски в холодном каменном сарае, которое ты называешь своим замком - не этого достойна сияющая Эллис!
- Не тебе, правнуку торгаша, поносить Ульбрехт, Одерштайн!
- Ты должен отказаться от помолвки, Ульбрехт, ты недостоин ее руки! - выкрикнул накачанный моей злобой дружок Ральфа.
- Ни ты, Одерштайн, ни твоя свора не будете говорить мне, что делать! - отчеканил Уильям, глядя противнику прямо в глаза.
Парня, которого я обработал, начало прорывать, и он поспешил встрять в беседу.
- Ты назвал нас сворой?! Псами?! Я, фрайхер Арман Земпел...
Брюхо уже сводит от голода и упадок волшебных сил - верный признак того, что я выложился почти до донышка. Что ж, пора и мне повеселиться.
- Твоя милость, - похлопал я Уильяма по плечу, вклиниваясь в перепалку - Ты не забыл, что нас ждут? Нам пора в путь, - с этими словами я приторочил мех с пивом к седлу Стофунтов и скинул лямку щита со спины, якобы, чтобы тоже повесить его туда же.
- Ты никуда не пойдешь, Уильям Ульбрехт! - это тот самый Арман не желал допустить даже просто возможность расставания с милым его сердцу Уильямом. Глаза парня налились кровью, лицо покраснело, он орал и брызгал слюнями так, что на него с недоумением стали коситься его спутники, включая того самого Одерштайна, а я подумал, что похоже перестарался. - Ты посмел назвать нас псами, а сам даже не можешь выдрессировать своих слуг, чтобы они не лезли в разговор!
- Ты ошибся, уважаемый, прости, не знаю твоего имени. Я не слуга, я сын ярла, - спокойно отвечал я ему - Уильям, в твоей стране очень странно приветствуют путешественников, криками и оскорблениями. Я всегда думал, что...
- Заткни своего раба, Ульбрехт, всем плевать, что он там себе думает!!! - проорал Арман. Ральф, в некоторой растерянности от такой истерики спутника, положил ему руку на плечо, дабы снизить накал страстей, но тот резким движением плеча скинул ее. - Заткни его и прими вызов благородного человека, я, фрайхер Арман Земпел, объявляю, что оскорблен твоими словами! Требую поединка!!! Или ты трус? Сразись со мной, а потом, если выживешь, можешь развлекаться со своим рабом!!!
Вообще-то можно было бы уже сейчас поймать этого горлопана за язык, сказал он достаточно. Но я предпочел подождать до верного.
- Твой друг отвратительно воспитан, - сообщил я Уильяму очевидное, не давая принять приглашение подраться - Наверное, он плохо слушал своего, несомненно, достойного отца, когда тот учил его вежеству, и, обращаясь уже к багровому от бешенства задире - Вновь повторяю тебе, я не раб и не слуга, я сын ярла. Мы незнакомы, но почему ты оскорбляешь меня?
- Ульбрехт!!! Заставь уже заткнуться свою подружку и прими...
Присутствующие так и не узнали, что он хотел нам поведать: непросто хулителю орать и ругаться, когда его нос превращается в плоскую лепешку и размазывается по лицу, а помогает ему в этом мой гранитный кулачище. И сразу, дабы помочь ему поскорее закрыть рот, слева в Земпелову рожу врезалась окантованная железом кромка щита.
Глава 28.
- Зачем ты это сделал, Свартхевди?
- Что именно? - как бы не понял я слова Уилла - Зачем что? Зачем щитом? Все просто, сын Вильгельма: он просто был у меня в левой руке. Не знаю как у вас, но нам, детям Всеотца, Асы велели за языком следить, ибо свободный за речи свои должен держать ответ сам. Может быть не волен в словах своих трэль, но за него ответит хозяин. За ребенка - отец, за бабий бескостный язык ответит муж. Так чему ты удивляешься, разве и у вас не так?
- Зачем ты влез в это дело. Ты нашел себе могущественных врагов. Даже если мы выпутаемся из этой истории, Одерштайн так тебе этого не оставит, его люди будут искать тебя.
Я пожал плечами.