Свадьбы

И он печально думает о том, что другие тоже терпели. Неужели счастлив тот, кого убили в первом приступе? Неужели, перенеся столько мук, выживши после стольких приступов, боев и стояний на часах, завтра придется умереть? А завтра обещана последняя битва…

И вдруг пронзающий ночь, тоскливый, как волчья песня, вопль плохо зарезанного человека, слабеют казачьи, не знающие промаха руки.

Мехмед бросается на землю. Выстрелы. Крики.' Беготня.

Никто не спит. Каждую ночь одно и тоже. Каждую ночь из тьмы приползают казаки за душами.

Барабаны. Знамена. Музыка.

Вся турецкая армия, почистив одежды и оружие, идет на решающий, на последний приступ.

— Держитесь, атаманы-молодцы! — Осип Петров с Порошиным и Наумом Васильевым пробегает по первой линии обороны. — Будет тяжко — у меня в запасе пятьдесят бойцов, помогу. А коли совсем будет плохо — уходите под землю. Пропускайте и бейте в спину.

Во главе турецких полков идут самые главные командиры: Канааш-паша, Пиали-паша, Жузеф, хан Бегадыр, господарь Василий Лупу и сам Дели Гуссейн-паша.

Турки скатываются в ров, ставят лестницы. Теперь это очень просто — поставить лестницу.

Пушки смолкают, звенят мечи. Грохочут взрывы, летит земля. Казаки опять приготовили ловушки, но ничто уже не может остановить великую армию.

Казаки недолго держатся на стене, уходят в свои норы и по турецкой армии бьют из всего, что стреляет. Огонь жесток и меток, но отступать нельзя, позади карающий смертью корпус Дели Гуссейн-паши. Турки преодолевают второй ров. Теперь нет уже двух армий — всюду турки.

— Эй! — кричит Георгий, высовываясь из развалин дома.

Турок поворачивается на крик. Казак. Ружье. Выстрел. Смерть. Янычары бросаются на Георгия, но он ныряет в подземелье, а в спину туркам бьют из другой норы картечью из пушки.

Бой идет у цитадели.

— Добиваем последних! — докладывают Дели Гуссейн- паше.

— Берите в плен! Берите как можно больше пленных. Мы покажем этих зверей-казаков нашему великому падишаху.

Мои воины ворвались в цитадель! — докладывает Жузеф.

— Сколько взято в плен?

— Пленных нет.

Петя Поспешай с сыновьями откатил свое колесо-пушку в главную залу. Заслонил ход в подземелье, где хранился порох.

— Васятка, уходи. Мы с Семкой шарахнем в проемы, и сразу уходи! У матери за нас прощенья попросишь. Обижали мы ее, глупые мужики.

— Тятька! С вами я.

— Глупый! Нам отсюда хода нет. Наша дорога туда, — ткнул пальцем в черный проем за спиной. — Нам, как турки займут цитадель, порох надо взорвать.

— Господи! Тятька, Семка!

— Бей, отец! — заорал Семка.

Поспешай сунул фитиль на полку с порохом.

Словно стены рухнули. Заволокло все дымом. Янычар, показавшихся в дверях, пересекло картечью надвое.

Васятка кинулся заряжать стрельнувшую пушечку.

— Васятка! Уходи же ты!

— Тятька, последнюю! Последний раз с вами!

Упал наземь, обнял отцовские сапоги.

Тарара-ра-ра-ах! — ахнула пушка Поспешая. И снова дым.

И ни зги.

— Васятка! В дыму не заметят. И в первую же нору. Уводи всех наших дальше. Скажи, Поспешай с Семкой не выдаст. Приготовься! Бью три раза кряду! На третьем — беги!

В цитадели добивали последних защитников. Знамя Канаан-паши поднялось над разбитым куполом.

— Азов взят! — доложили Дели Гуссейн-паше. — Казаки ушли под землю. Бьют из нор.

В цитадели, в недрах ее, одиноко рявкала колесо-пушка Поспешая. Но янычарам удалось бросить в залу несколько гранат, и пушка умолкла.

На купол цитадели поднялся мулла. Его молитва прославляла ислам.

— Победа! — прошептал Дели Гуссейн-паша. На его главах были слезы облегчения.

Он стоял на холме хана Бегадыра, окруженный своими полководцами.

Знамя Канаан-паши реяло над развалинами Азова.

Редко тявкали ружейные выстрелы. Казаки отгоняли от своих нор янычар, но город пал.

— О аллах! — воскликнул Дели Гуссейн-паша, простирая руки к небу. И, словно в ответ на его молитву, из недр земли вырвался рев самого ада. Цитадель как бы приподнялась на цыпочки и в следующий миг рухнула, и в небо поднялось двенадцать черных столбов. Зеленой птичкой затрепетало над бездной знамя Канаан-паши и улетело куда-то.

— Играйте отбой! — прошептал Дели Гуссейн-паша, сползая в изнеможении с коня.

В городе снова палили ружья и пушки. Казаки свою войну не закончили.

Чауши кинулись отзывать из города войска.

Наступила ночь, и та ночь была тихая, как смерть.

Потом было три мертвых дня. Висели холодные тучи. Бродили между развалин допущенные в Азов люди из турецкой похоронной команды.

Три дня миновало.

Ночью казаки собрались на развалинах цитадели.

— Все ли собрались? — спросил из тьмы голос Осипа Петрова.

— Кто жив — пришел, — ответили атаману.

— Атаманы-молодцы, — сказал Осип тихо, — стояли мы с вами, покуда силы были, а ныне стоять сил больше нет… Весь запас пороха взорван, по одному заряду на ружье — все наше богатство, вся наша надежда. Коли пойдут завтра турки, многие из нас в плен попадут… Только мы не для бесславья рождены — для славы, а потому, помолясь, пойдемте все на турка и умрем все в бою.

— Атаман, а нам куда деваться, бабам и детишкам? — то был голос Маши. — С вами идти?