— Жаль, очень вкусные салаты, — ровно произнесла Аверина. Она все так же прочно и спокойно сидела на стуле, словно и не прошло четырех часов. Ласточкин положил себе для вида колбасы и, не удержавшись, посмотрел в сторону Маргариты. Та с готовностью, еле заметно кивнула ему. Ласточкин покраснел, закашлялся, скосил глаза на Аверину. Та невозмутимо жевала мясо.
— Что-то очень жарко, — пробормотал Ласточкин, — надо проветриться.
— Осторожней, не простудись, — Аверина кивнула в сторону раскрытого окна.
— А я на улицу выйду. Тут как раз сквозняк, а на улице ровная прохлада, — громко ответил Ласточкин. Он понял, что Марго его услышала. «Интересно, выйдет она за мной? Или нет? Если выйдет, то…» — Ласточкин не додумал. Он уже вышел из зала и наблюдал, как бывшая жена что-то объясняет гостям, потом она встала, прошла вдоль столов, с кем-то заговорила, с кем-то посмеялась и в конце концов оказалась близко к дверям. Ласточкин следил за ней и думал: «А ведь это все ради меня! Вот, все это! И платье, и прическа, и эти туфли на высоком каблуке. А серьги?! Огромные! Она же терпеть не могла сережки — и не носила. Ради меня она сегодня такая. Нет, конечно, свадьба Костика все-таки. Но как она на меня смотрит! Какие у нее глаза! Столько лет прошло — и она наконец простила. Опять же ради Костика, может быть. Или ради нас с ней? Она пригласила меня. Как же я хочу вернуться в нашу квартиру! Столько лет жил и даже не понимал, как мне все это нужно!»
Ласточкин очнулся, когда его окликнула Маргарита.
— Сбежал?
— Мы оба сбежали, тебе не кажется? — Ласточкин взял ее за руку.
— Я так счастлива сегодня, — сказала Маргарита.
— Сын женился, — согласился Ласточкин.
— Не только поэтому.
— А почему еще?
— Приезжай к нам, — не ответила на вопрос Марго. Она сказал «к нам», но Ласточкин-то уже знал, что из ресторана молодые поедут в свою новую квартиру. И завтра, как и потом, дома никого, кроме бывшей жены, не будет.
— Конечно. Обязательно.
«Она все это сделала ради меня!» — подумал еще раз польщенный Ласточкин.
Петр Алексеевич был добрым человеком, он не искал в хорошем сомнительное. Ему не могло прийти в голову, что бывшая жена могла утомиться одиночеством, что она отчаялась найти мужа — подрастающий сын, вероятно, пугал возможных претендентов. И он не знал, что, разглядывая этих нечастых своих попутчиков, Маргарита Яновна про себя вздыхала: «Нет, это — не Ласточкин. К этому надо привыкать, и черт знает, что под этой любезностью может быть!» Ласточкин не думал о том, что впервые за эти пятнадцать лет Маргарита по-настоящему боится. Возвращаться с гастролей в пустой дом, откуда она выгнала мужа и откуда уехал к своей жене сын, страшно.
А еще Ласточкин не мог знать, что бывшая жена уже давно ругала себя за свою неуместную принципиальность, за то, что не простила мужу эту нелепую Аверину. В конце концов, закончилась бы история, но осталась бы семья. И тогда они вдвоем, Ласточкин и она, коротали бы вечера, встречали бы друг друга с гастролей, а то и ездили бы вместе. И делами сына так было удобно заниматься! Все это Ласточкину в голову не приходило. Он только видел родную похорошевшую Маргариту, вспоминал, и от этого голова шла кругом, хотелось бежать в сторону прошлого. А в прошлом было так всего много — маленький сын, хлопоты, завтраки втроем, прогулки, ссоры, после которых мирились быстро и легко. В этом прошлом был он сам — молодой, успешный, талантливый, с безупречной репутацией серьезного музыканта. Казалось, прежний Ласточкин так и жил там, в той жизни, а в этой существовало то немногое, что осталось от него. Не очень молодой тромбонист с нелепым адюльтером за плечами, скучным равновесием в карьере, неуютным домом, где вся жизнь схвачена на «живую нитку», наспех, без будущего, да и без особого настоящего.
— Так ты приедешь завтра? — повторила Маргарита. Ее рука была в его руке. Они уже вошли в зал.
— Конечно, — улыбнулся Ласточкин, — конечно.
— Я буду так рада видеть тебя! — ласково сказала бывшая жена и тут же была перехвачена кем-то из знакомых.