Svadba

Не знаю, что лучше: знать или не знать. Все давно заезжено, затоварено: и детектив, и ревность, и страсти по Матфею. Блуждаем в четырех соснах, из пальца проблемы высасываем, приключений на собственную задницу неустанно ищем.

Если внимательно присмотреться к себе, то видно, что и оценки наши, и суждения, и страсти – все в пределах очерченного круга. То-то хорошо, то-то плохо, то-то так, то-то не так.

Очерченный круг, мысли об очерченном круге, о том, что все – суета сует, о том, что надо брать ниже и проще, – все эти мысли приходят ко мне, обыч­но, на автобус­ной остановке, по утрам, по дороге на работу. В это время я от всего свободен и особенно остро ощущаю свою невеликость. Неве­ли­кость, по сравнению со всеми другими своими двуногими собратьями и, в особеннос­ти, в связи с непостижимой загадкой неба, травы и дерев. Или точнее, по сравнению с непостижимостью, которая коренится в самом факте их присутствия, в той великодушной мудрости, с какой они соучаст­ву­ют как бы и, вместе с тем, если смахнуть с себя проклятие метафор, совершенно не причастны к тому, что совершается внутри нас, всегда ма­лень­ких на их фоне, несмотря на все прущие из нас гордости, заносчивости и всякие прочие пузырящиеся принадлежности.

Кирилл позвонил мне на работу и сказал, что надо увидеться. Ну что ж, кто мешает, ответил я, не предполагая в его желании ничего особенного. Мы, в самом деле, давно не виделись. По-моему, с того дня (точнее, вечера), когда он сообщил о своей исторической жизни под именем защитника Масады – Илота.

– Понимаешь, нам надо срочно увидеться.

– Что значит срочно?

– Срочно значит срочно. Дело очень серьезное, не терпит отлагательства, назови любое время.

– Что-нибудь случилось? – я имел в виду, прежде всего, что-нибудь с ним, с его работой...

– А как ты думаешь, я тебе зря голову морочу? Я забегу к тебе сейчас!..

Мне с трудом удалось отложить встречу на обеденное время, сославшись на неимоверную занятость. Мы договорились встретиться на набереж­ной Мичиган, неподалеку от наших офисов, но когда я спустился, то уви­дел его ожидавшим меня в вестибюле.

– Что за горячка? Ты же не при защите Масады.

– Представь себе, что дело, о котором я тебе скажу, не менее серьезное. А? Что? – он взял меня под руку и потянул к кожаной скамейке в углу зала.

– Погоди, пойдем к озеру.

На улицах было людно и шумно. Толпы народа на тротуарах, толкотня, скопление машин, рев моторов, сирен – все это, конечно же, мешало ему начать рассказ, хотя и был настолько поглощен собой, что совсем не среагировал на пару-другую реплик, брошенных мной между делом.

– Ну что, я могу уже говорить? – нетерпеливо выпалил он, едва мы уселись на набережной и я развернул свои дежурные бутерброды – один с колбасой, другой с сыром – и яблоко, которые каждое утро вот уже второй десяток лет готовит для меня Нинуля. – Ты кушаешь всегда одно и то же. Не приелось? Что?

– Поделимся?

– Нет, спасибо, я успел перехватить у нас в кафетерии. Ну так я могу начать. А? Что? Ты готов слушать?

– Я готов слушать.

– Хорошо. Тогда я начну.

– Только не забудь кончить.

Эту не очень удачную поддевку он, естественно, пропустил мимо ушей и ска­зал следующее:

– Вчера вечером я увидел твоего Сашку – с кем ты думаешь?

– Где ты его увидел?

– В магазине "Бест бай", в компьютерном отделе. Не важно. Но с кем, ты думаешь, я его увидел? Что?

– С кем же?

– Ты помнишь, я тебе рассказывал о Потапове? Стукаче, подонке, каких свет не знает. Он накрыл мою мать. А потом, спустя четыре месяца, – и отца. Они уже после этого не вышли. Только при Хрущеве меня известили об их смерти... Ну, ты это знаешь.

– И что же? Ты встретил Сашку с его сыном?

Я понял, что речь о Хромополке, как только он произнес имя Потапов. Ну конечно, Потапов! Не Сидоров, не Панин, ни Прокофьев – а Потапов. Простая, расхожая русская фамилия. Как же я раньше не вспомнил? Но он не мог накрыть его родителей – это не вязалось с его возрастом.

– Ты встретил Сашку с Потаповским сыном?

– Какой сын! С ним самим!

– Не будь мудаком. В каком году твои родители накрылись? После вой­ны, так?

– В сорок шестом.

– Я и говорю после войны. Сколько Потапову было лет тогда?

– Сорок с небольшим, но это ничего не значит.

– Хорошо. Считай – сорок. Какой год сегодня? 88-ой, верно?

– Я же говорю, это ничего не значит.

– То есть, ты встретил Сашку с 82-летним стариком?

– Нет. Ты не даешь мне говорить. Можешь ты слушать? Ты ни­чего не понял. А? Что? Я тебе по секрету скажу...

– Не надо мне по секрету, я знаю, с кем мог быть Сашка. Он работал в нашем институте куратором от местного гэбэ. Да, его фамилия Потапов, но родителей твоих накрывать он попросту не мог, поскольку ему было тогда не более трех лет отроду.

– Ну хорошо, говори – я послушаю, – сказал чуть не плача Кирилл, открыто обескураженный тем, что я так бесцеремонно его перебиваю.

– На, – сказал я миролюбиво, – погрызи яблоко хотя бы.