Девочка не здешняя, столица Благословенной Франской империи никогда не была ей домом.
Столичные девушки другие, что родившиеся в бедных кварталах, что в богатых, словно сердце Империи оставляло на жителях свой, особый, отпечаток, отметку, что сразу не сотрёшь.
Но и не из провинции. И выговора, разнящегося от края к краю, нет.
Не знатная фрайнэ.
И на простую аранну не похожа.
– Лия, – она подходит к столу, протягивает сложенный и запечатанный лист бумаги. – Меня попросили передать вам это.
Удерживаю вопрос о личности отправителя, забираю письмо. Оттиск печатки на воске, застывшем бурой каплей крови, знаком до последней чёрточки. Слишком хорошо изучен за последние два месяца.
Конечно же… кто ещё мог бы послать ко мне столь необычного гонца?
Ломаю печать, разворачиваю лист, читаю, пытаясь с одного просмотра, быстрого, поверхностного, уловить суть.
Быть того не может… Он серьёзно просит меня – меня! – об этом?
– И ещё вот это, – добавляет девочка, присоединяя к письму чёрный кошелёк.
Не надо даже касаться кошелька, чтобы понять, что скрывается внутри.
Первый порыв – вскочить и вышвырнуть мешочек вместе с посланием в окно, а девчонку выставить вон, – я унимаю. Стискиваю зубы, заставляю себя перечитать написанное внимательно, без неуместных чувств. Поднимаю взгляд на девушку, не вполне понимая корни его просьбы.
Неужели он действительно желает узнать моё мнение, неужели ему действительно нужна моя оценка вот этого ребёнка, что стоит сейчас передо мною? Девочка не кажется таящей в себе опасность, скрытую угрозу, а если и таит, то зачем отправлять её ко мне, подвергая всех находящихся под этой крышей неоправданному риску? Бришойни пропустила, а на чутьё нашей бессменной привратницы можно положиться и всё же…
Опускаю глаза на лист бумаги, затем вновь смотрю на гостью.
Мнётся. Опасается меня явно сильнее, нежели я её. И не больше моего понимает, что она здесь делает.
– Значит, Лия, – откладываю послание, встаю, обхожу стол. Девушка едва заметно, инстинктивно сжимается, того и гляди, развернётся и сбежит. – Я сделаю, о чём он попросил, но это, – я указываю на кошелёк, – ты заберёшь с собой и вернёшь ему.
– Так… велено отдать вам, – лепечет девочка растерянно. – Сте… мне сказали, что вы поймёте, и…
– Я не возьму у него денег, тем более в качестве платы за услугу, и ему прекрасно о том известно, – нет у меня желания спорить с ребёнком, объяснять, что её используют втемную. – Давай руку.
Чем быстрее всё сделаю, тем скорее Лия уйдёт.
– Какую?
– Любую.
Неловко стискивает берет в правой руке и протягивает левую. Обхватываю прохладные пальчики, закрываю глаза и легко, привычно ныряю в озеро чужого дара. Оно не чересчур глубоко, не слишком полноводно, но чистое, свежее и прозрачное. На дне его не скрываются чёрные омуты тайных сил, порою не осознаваемых в полной мере, не принятых носителем и оттого таящих немалую опасность, для хозяина прежде всего. Оно не заросло непролазными водорослями догматов закатников, не скованно льдом иной крови, не покрылось липкой ряской страха, неизбежно затягивающей дар подавляемый, тщательно оберегаемый от ока ордена Заката. Оно обыкновенно, кусок мягкой влажной глины, готовый принять любую форму, и лишь неявное, смутное ощущение, будто поверхность этого озера иная, отличная от всего, что доводилось мне видеть прежде, витает вокруг россыпью пузырьков.
Пытаюсь разобраться, в чём дело, расшифровать неясное ощущение, но не преуспеваю. Оно, лёгкое, воздушное, словно настоящие пузырьки, ускользает от меня, поднимается к поверхности и там растворяется.
Открываю глаза, отпускаю девичью руку и пробую на ощупь найти кошелёк, что остался на столе за моей спиной.
– Всё так, как он написал, неплохо, хотя и не слишком высоко. Есть некая неправильность, не могу взять в толк, какая… но опасаться ему нечего. Всяко не того, что он предполагает. Поздравляю, – кошелёк наконец находится, и я тороплюсь вернуть его девушке.
Она сжимает кошелёк с силой, как головной убор до того, полная настороженной растерянности.
Я отворачиваюсь, в последнюю очередь желая демонстрировать истинные чувства этой девочке.
– Можешь идти.
– И всё? – кажется, она не верит.
– Всё.
Уходит, хвала Благодатным. Не спорит, не протестует, не задаёт новых вопросов, но молча исчезает за дверью. Слышу удаляющиеся шаги по коридору и теряюсь в догадках, ради чего Стефан затеял эту игру, что он хочет получить, почему не оставит меня в покое раз и навсегда?
– Она уже уходит? – Грета появляется на пороге, присматривается ко мне в попытке понять мою реакцию на гостью.
– Да.
Грета заходит в кабинет, бросает острый взгляд на оставшееся на столешнице письмо. Ей не надо брать послание в руки и читать, хватает и половинок печати, что красноречивее любых слов.
– Благодатных ради, девочку прислал он?!
Киваю. Сил отвечать нет, я не знаю, куда спрятаться, где укрыться от нежданного внимания мужчины, до недавнего времени даже не вспоминавшего обо мне.