Суженая императора (СИ)

Долгожданное, страстно желаемое дитя, новый листочек на ветви первопрестольного древа, оглашает этот мир своим первым криком ранним утром, а уже днём глашатаи разносят по всей столице весть о появлении у императорской четы второго ребёнка. Вечером дают салют, во дворец шлют чередой поздравления, в городе и предместьях празднуют наконец-то свершившееся событие – рождение законного дитя у государя Благословенной Франской империи. Несмотря на публичное признание, обретение титула и привилегий, Мирелла словно остаётся в тени, люди и по сей день будто не вполне понимают, как должно реагировать на первенца императора, на девочку, о которой никто ведать не ведал ещё год назад. Разумеется, будь она мальчиком и всё сложилось бы иначе, на неё смотрели бы по-другому – и ждали бы от неё другого. Сколько ни размышляю об отношении людей к Мирелле, об ожиданиях подданных и будущем нашей девочки, не могу ещё разобраться, к добру это или к худу. Я провожу немало времени, изучая законы Империи, её историю и все сколько-нибудь известные прецеденты, прощупываю границы возможностей правящей императрицы и собственных, пытаюсь понять, отчего всё так, а не иначе. Мне не привыкать корпеть над томами не самого увлекательного содержания. Когда мы с Гретой решили претворить в жизнь нашу идею об обители заблудших женских душ, мы ночами головы не поднимали от книг по имперскому законодательству, дабы быть уверенными, что никаких препятствий в правовой сфере не возникнет. Стефан не считает мои изыскания неуместными и неподобающими, хотя я знаю от Шеритты, что не только ни одна из предыдущих его супруг ничем подобным не занималась, но и его мать, и его тётя не обращались к документированным источникам. Всегда были те, кто рассказывал молодым женщинам, принимающим венец императрицы, в чём состоят их обязанности, что от них требуется и как им надлежит поступать. Или не поступать, если речь заходила об императрице Арианне. Едва ли не со времён императрицы Иванны, знаменитой андрийской лисицы, я первая супруга императора, пожелавшая настолько углубиться в законодательство и узнать о своих обязанностях не с чужих слов, но согласно документам. Стефан предлагает мне в помощь фрайна Энтонси, известного книжника и законника, человека немолодого, крайне докучливого и явно считающего, что закон не та сфера, в которую женщинам следует заглядывать без веской нужды. Однако прекословить государю почтенный фрайн не решается, равно как и открыто выказывать истинное своё отношение к Её императорскому величеству, ступившей туда, куда женщинам, даже венценосным, в силу легкомыслия и нетвёрдости разума ступать нельзя. Особенно дамам на сносях, ведь всем известно, что женщина в тягости подвержена капризам, пустым, сиюминутным, а ум её становится мягким, что влажная глина, легко поддающимся самым бессмысленным, диковинным причудам.

Как Стефан и обещал, о моём положении двору и стране объявляют сразу после нашего возвращения из Шайо в столицу. В большинстве своём люди рады этой вести, для многих она – символ высшего волеизъявления, знак, что четвёртый брак государя настолько благословлён богами, что молодая супруга тут же понесла, и двух месяцев со дня венчания не минуло.

Через несколько дней Соррен Элиас сходит в объятия Айгина Благодатного, публично приняв яд. После казни одного кузена и заключения другого в тюрьму Мадалин отправляется на юг, в обитель Молчаливых сестёр, где принимает обеты. За низложением Элиасов следует крупная, серьёзная проверка всех дворцовых слуг. Это не защита, даже родовые клятвы на крови можно обойти, если правильно задавать вопросы, и во дворце служит слишком много людей, чтобы заручиться безоговорочной верностью каждого, но хотя бы на какое-то время они поостерегутся лишний раз брать платы за якобы невинные услуги, шпионаж и доклады. Заодно я без малейших сожалений сокращаю расходы на содержание дворца и двора и с удовлетворением наблюдаю, как завтраки и ужины становятся ещё короче, проще и скромнее. Знаю, траты на бесконечные трапезы и увеселения проживающих в императорских резиденциях вельмож были основательно урезаны ещё при родителях Стефана – Филандер и Арианна меры не ведали ни в чём, – однако и то, что было совсем недавно, полагаю лишним. Стефану всё равно, он почти не обращает внимания, сколько времени и денег уходит на один ужин, и редко оглядывается на то, как ведётся дворцовое хозяйство, но мне, всю жизнь считавшей каждую мелкую монету, что у меня была, такие траты кажутся бессмысленными и бесполезными. К чему они, если можно распрекрасно и без них обойтись?