Суворов

Десятилетие 1789–1799 годов было десятилетнем ошеломляющих побед французских революционных армий. Тому было много причин. В эпоху революционного Конвента оборванные французские солдаты несли на штыках своих новые идеи, всемирные лозунги свободы, равенства и братства. Воодушевленные этими идеями, взрывавшими закостенелые устои феодальных государств, французские солдаты сражались с невиданным энтузиазмом. Правда, к концу этого десятилетия — в эпоху Директории и Бонапарта — революционные войны Франции превратились в войны захватнические. Но во главе французских войск остались талантливые военачальники, выдвинувшиеся благодаря своим дарованиям, а не вследствие знатности рода. Революция же создала новую систему: армии были легки и подвижны, они не везли с собой громоздких обозов, а питались за счет населения по принципу, согласно которому война должна питать войну. В условиях непрерывных боев, когда не было времени обучать солдат сложному маневрированию, возникли прежние надежды на эффективность энергичного удара холодным оружием; вместо линейного строя применялся массивный строй глубоких колонн или рассыпной строй. Старая тактика — осмотрительная, робко выжидающая — сменилась бешеным натиском; французы мало заботились о прикрытии флангов, о сбережении людей, об охране сообщений, они атаковывали с бестрепетной храбростью, часто истомленные и впроголодь, стремясь прорвать фронт, либо обойти расположение неприятеля. «Ничего не сделано, пока остается хоть что-нибудь сделать», — было девизом французских командующих, и к этому присоединялся другой девиз: «Делать каждое усилие так, как будто бы оно было последним». И старые армии были способны на подобное напряжение, но только изредка и не надолго; французы возвели исключение в правило, и в результате старые армии терпели одно поражение за другим.

Только одна система обладала такой же силой, такой же нравственной упругостью: то была суворовская система. Престарелый прусский фельдмаршал Меллендорф прямо заявил, что Суворов был первым и единственным полководцем, который понял дух и свойства французской армии и сразу нашел верный способ для успешного противодействия ей. В тактическом отношении Суворов уже давно комбинировал линейный строй с колоннами; что еще важнее — он противопоставил французам такую же энергию, бесстрашие, подвижность и способность к лишениям.

— Испуган — наполовину побежден… Смерть бежит от сабли и штыка храброго… Наименее опасное средство одерживать победу, это искать ее в середине неприятельских батальонов… Где пройдет олень, там пройдет и солдат… Одна минута решает исход баталии… — эти афоризмы Суворова, отражавшие его последовательное военное мировоззрение, были сродни французским революционным принципам войны.

Клин вышибают клином. Питт недаром настаивал на посылке Суворова. Старая тактика обанкротилась, но в суворовской тактике были предвосхищены все главные преимущества французов.

Выполнители этой тактики, русские солдаты, были воспитаны своим полководцем так, что и у них каждое усилие производилось с максимальным напряжением сил, и они дрались всегда, по выражению Суворова, «как отчаянные… а ничего нет страшнее отчаянных». Иностранцы недаром отзывались, что русские батальоны «обладали твердостью и устойчивостью бастионов».

Предстояла гигантская борьба — и Суворов был далек от недооценки своего противника.

Нелегкая задача его становилась еще гораздо более трудной оттого, что большую часть вверенной ему армии составляли австрийские войска, а военная система австрийцев была в корне иною. Типичные представители «методики», австрийцы силились все многообразие сражения вместить в узкие рамки кабинетной диспозиции. Die erste Kolonne marschiert[43], как осмеивал через много лет эту систему Толстой. Австрийцы предпочитали быть побитыми, но по правилам военной науки, Суворов же делал выбор в пользу «знатной виктории», хотя бы и противоречившей теории. Они избегали крупных потерь, уклоняясь от сражения, а русский полководец не признавал «ретирады» и считал, что часто кровавый бой есть кратчайший путь к миру. Наконец, что самое важное, австрийцы вели войну, чтобы округлить свои границы, а Суворов, как обычно, не видел этого и совершенно иначе трактовал политический смысл кампании.

Пытаясь подвести некоторую идейную базу под малопонятную и непопулярную среди солдат войну, он в своих обращениях к солдатам пояснял, что случилось «большое злое дело», что «бездарные и ветреные французишки» своего короля «нагло до смерти убили» и вследствие этого «восприяв намерение с союзниками нашими ниспровергнуть беззаконное правление, во Франции утвердившееся, восстали мы на оное нашими силами».