— Вот дерьмо! — прокомментировал Марино.
— Во-вторых, у меня сложилось впечатление, что владелец художественной мастерской до сих пор не в курсе того, что Берилл вообще жила у Харперов. Интересно, знали ли об этом другие? А если нет, то как такое было возможно? Она прожила в особняке несколько лет. И Катлер-Гроув — не где-то у черта на куличках, а всего лишь в двух милях от города. Небольшого городка, где все друг друга знают.
Лейтенант не произнес ни слова.
— Конечно, — продолжала я, не дождавшись его реакции, — вполне возможно, что все это досужие домыслы. Жили они замкнуто. Допускаю, что Кэри Харпер нарочно прятал Берилл от окружающего мира. В любом случае ситуация представляется не совсем здоровой. Но к их смерти это может не иметь никакого отношения.
— Черт! — фыркнул Марино. — Нездоровая, как же. Я бы поискал другое слово. И какими бы затворниками они ни были, это не объясняет, почему о ней никто не знал. Такого не может быть. Разве что девочку держали под замком или на цепи, прикованной к кровати. Проклятые извращенцы. Ненавижу педиков. Ненавижу эту мразь, которая кладет глаз на детей. Понимаешь? — Он посмотрел на меня и тут же перевел взгляд на дорогу. — Ненавижу. И у меня снова такое чувство…
— Какое чувство?
— Что Мистер Пулитцеровский Лауреат угрохал Берилл. Она собиралась написать о нем книгу, перетряхнуть, так сказать, грязное бельишко. Он узнал, струхнул, заявился к ней вечерком и ножичек с собой захватил.
— Тогда кто убил его?
— Может, полоумная сестричка.
Кто бы ни убил Кэри Харпера, у него хватило сил сбить писателя с ног и перерезать ему горло. Женской работой здесь не пахло. По крайней мере, я ни разу не сталкивалась со случаем, когда женщина совершала бы нечто подобное.
Помолчав, Марино спросил:
— Как тебе хозяйка? Слабоумием не страдала?
— Особа довольно эксцентричная, но не слабоумная.
— Сумасшедшая?
— Нет.
— Судя по тому, что ты рассказала, я бы не назвал ее реакцию на убийство брата адекватной.
— У нее был шок. Когда у людей шок, они не всегда реагируют адекватно.
— Думаешь, самоубийство?
— Весьма вероятно.
— Нашла какие-нибудь препараты?
— Только те лекарства, что продаются без рецепта. Ничего серьезного.
— Внешние повреждения?
— Не заметила.
— Так ты знаешь, от чего она, черт возьми, умерла? — спросил Пит и снова, оторвавшись от дороги, посмотрел на меня.
— Нет. На данный момент у меня нет абсолютно никаких предположений.
— Ты, наверное, возвращаешься в Катлер-Гроув? — спросила я, когда Марино припарковался за моим офисом.
— Прям дрожу от нетерпения, — проворчал он. — Иди домой и выспись как следует.
— Не забудь осмотреть пишущую машинку Кэри Харпера.
Марино достал из кармана зажигалку.
— Марку, модель и все использованные ленты, — напомнила я.
Он закурил.
— И проверь, какая есть в доме почтовая и писчая бумага. Я бы предложила еще собрать золу в камине. Сохранить ее очень трудно и…
— Не обижайся, док, но ты напоминаешь мою мамашу.
— Я серьезно, Марино!
— Конечно, серьезно. И я серьезно — иди и выспись.
Как и я, лейтенант пребывал не в лучшем настроении и, скорее всего, тоже не выспался.
Подъездная площадка пустовала, на цементном полу чернели масляные пятна. Внутри морга назойливо жужжали лампы дневного света и гудели генераторы — в рабочие дни этот шум терялся в общей деловой суете. Я вошла в холодильник и, как всегда, невольно задержала дыхание, когда в лицо ударил сдобренный неприятным запахом поток воздуха.
Их тела лежали на каталках у левой стены. Я подняла синтетическую простыню, прикрывавшую Стерлинг Харпер, и, наверное, из-за усталости вдруг ощутила невероятную слабость. Колени задрожали, пальцы разжались, и саквояж упал под ноги. Перед моими глазами предстало утонченно-красивое лицо с расширившимися от ужаса глазами, когда она, открыв заднюю дверь, увидела меня в окровавленных перчатках над телом ее брата. Теперь они оба были здесь, брат и сестра. Я опустила простыню на безжизненное, как резиновая маска, лицо. Со всех сторон меня окружали голые ступни с висящими на них бирками.
Еще только войдя в холодильник, я заметила под каталкой Стерлинг Харпер желтую упаковку из-под фотопленки, но, лишь наклонившись за саквояжем, взглянула на нее внимательнее и заметила кое-что необычное. Коробка была из-под пленки «Кодак», тридцать пять миллиметров, двадцать четыре кадра. Мы же, в соответствии с заключенным контрактом, пользовались пленкой «Фуджи» на тридцать шесть кадров. Санитары, доставившие тело мисс Харпер, давно ушли и никаких фотографий они бы делать не стали.