Суть доказательств

— Зовут его Эл Хант. Двадцать восемь лет. Белый. Я на него сразу нацелился. Он у них вроде как за старшего. Пригляделся и вижу: парень не на своем месте. Чистенький, аккуратный, гладко выбритый. Такому не на мойке ошиваться, а в офисе сидеть, в костюмчике и при галстуке. Ну и стал я думать: а что такой красавчик на этой помойке делает? — Марино вытер тарелку кусочком хлеба. — Подваливаю к нему и завожу разговор. Спрашиваю о Берилл. Показываю карточку. Ту, с водительского удостоверения. Интересуюсь, видел ли он ее здесь. И тут — бум! Парень начинает дергаться.

Я подумала, что, пожалуй, тоже начала бы дергаться, если бы ко мне подвалил кто-то вроде Марино. Лейтенант наверняка припер беднягу к стене и не отпускал, пока не вырвал ответ.

— И что потом? — спросила я.

— Заходим мы с ним внутрь, садимся за столик, берем кофе и переходим к серьезному разговору. Этот Эл Хант, оказывается, совсем не прост. Начать с того, что окончил школу. Получил степень магистра по психологии. Отработал два года санитаром в «Метрополитене». Невероятно, да? Я спрашиваю, мол, зачем ты сменил лечебницу на автомойку, и тут выясняется, что хозяин этой проклятой дыры — его старик. Оказывается, папаша Хант раскинул сети по всему городу. «Мастеруош» — только один из его проектов, а еще у него с десяток парковок и половина развалюх в трущобах на Нортсайде. Я, естественно, делаю вывод, что из юного Эла готовят наследника всей этой вонючей империи. Так?

Рассказ получался интересный.

— А вот и нет. Впечатление обманчиво, и хоть малыш Эл выглядит на все сто, костюмчик ему не носить и в папашины башмаки не влезть, понятно? Перевожу. Эл — неудачник. Старик ему не доверяет и за свой стол не пускает. Потолок для бедняги — указывать придуркам на мойке, как полировать крыло и выравнивать бампер. В общем, я присмотрелся и вижу: у парня здесь не все в порядке. — Лейтенант повертел пальцем у виска.

— Может, стоило поговорить с отцом? — сказала я.

— Ага. И старик Хант признается, что у наследника крыша едет?

— И что дальше?

— А вот посмотри кассету, док. Я ее сам записал. Целое утро провозился с Элом Хантом в управлении. Любит парень потрепаться: заведется — не остановишь. К тому же его очень интересует, что случилось с Берилл. Сказал, что прочитал об этом в газете…

— Как он узнал, кто она такая? Газеты ее фотографий не печатали, по телевидению их тоже не показывали. Как он узнал ее имя?

— По его словам, он и понятия не имел, кто она такая, та блондинка, что приезжала на мойку, пока я не показал фотографию с водительского удостоверения. Тут он разыграл сцену — мол, потрясен до глубины души. Внимательно меня слушал, буквально впивался в каждое слово и уж слишком был напряжен для человека, который всего-то и видел ее пару раз, и то издалека. — Марино положил на стол смятую салфетку. — Короче, док, тебе лучше самой все услышать.

Я поставила кофе, убрала со стола грязную посуду, мы перешли в гостиную и сели к телевизору. Место действия я узнала сразу, потому что видела его множество раз. Комната для допросов в управлении полиции представляла собой маленький, обитый панелями закуток, посреди которого стоял голый стол. Возле двери был выключатель, и только посвященный или опытный специалист заметил бы отсутствие верхнего шурупа. С другой стороны крохотного отверстия находился кабинет видеозаписи, оборудованный специальной широкоугольной камерой.

На первый взгляд Эл Хант держался уверенно. Светловолосый, с залысинами, немного одутловатый, он был бы не лишен привлекательности, если бы не безвольный, срезанный подбородок, из-за которого лицо как будто терялось в шее. В кожаной красно-коричневой куртке и джинсах, с банкой «севен-ап» в руке, Эл сидел за столом, не спуская глаз с Марино, и только стиснувшие жестянку пальцы выдавали его напряжение.

«— Так что такого в ней было особенного, в Берилл Мэдисон? — спросил Марино. — Почему ты обратил на нее внимание? У вас же на мойке каждый день по сотне машин. Ты же не будешь утверждать, что запоминаешь всех клиентов?

— Я запоминаю гораздо больше лиц, чем вы можете себе представить, — ответил Хант. — Особенно постоянных клиентов. Я, может быть, плохо помню имена, но лица запоминаются лучше, потому что большинство из тех, кто к нам приезжает, обычно выходят, когда машину моют. Многие приглядывают…

— Приглядывают?

— Да, приглядывают за мойщиками, чтобы все было сделано как положено. Некоторые даже берут полотенца и помогают вытирать, особенно если не слишком торопятся. Есть и такие, что просто не могут стоять в стороне и ничего не делать.

— И что же, Берилл была из таких? Приглядывала?

— Нет, сэр. У нас есть пара скамеек, так Берилл обычно выходила и сидела там. Читала книжку или газету. На других она внимания не обращала, и особенно общительной и дружелюбной я бы ее не назвал. Наверное, поэтому она мне и запомнилась.

— Что ты имеешь в виду?

— Что она посылала сигналы. А я их принимал.

— Сигналы?

— Люди посылают самые разные сигналы, — объяснил Хант. — Я их принимаю, потому что настроен на них. Сигналы могут многое рассказать о человеке.