Суррогат мечты

А вон, кстати, один трактор стоит. Уперся широким, ржавым донельзя ножом отвала в почву, набычился, угрюмо смотрит на мир выбитыми фарами и треснувшими стеклами кабины. Еще один памятник — обелиск Зоны. У навеки застывших гусениц что-то белело. Дима, не рискуя подходить, глянул в прицел своего автомата. Лучше бы не глядел. Возле бульдозера белел почти начисто обгрызенный человеческий скелет, из-под стального брюха скалился вечной беззаботной улыбкой череп. Там же виднелись клочья заскорузлого тряпья, выпотрошенный рюкзак и переломленная пополам «вертикалка». Обломки ружья связывал меж собой только ремень. Вот черт. Наверное, кто-то их ходоков нашел здесь свою безвестную кончину.

С каждым шагом депо все яснее вырисовывалось над циклопическими грудами мусора. Стали видны проваленные стены, уродливо высаженные, будто оскалившиеся стеклами окна, наполовину сползшие с кровли листы шифера. Депо окружал бетонный забор, но многие плиты теперь оказались просто поваленными, не выдержав местных катаклизмов и просто течения времени. В одном месте дерево неведомой породы (очередное чудо местной флоры) буквально выдавило плиту внутрь толстым корявым стволом, а само, будто потратив на эту борьбу последние силы, так и засохло, уставясь дрыньями веток в небо. Из травы выглядывали в изобилии наваленные там и сям бетонные плиты, сваи, трубы и прочее строительное добро.

С другой стороны депо изредка доносился собачий лай и вой. Наверное, там обосновалась целая стая. Ноги чесались срезать путь напрямик, мимо очередного террикона, но тогда бы группа неизбежно встретилась с собаками. Отбиться бы, конечно, отбились, только ценой какого количества боеприпасов? А их было дано жесткое указание экономить и лишний раз в стычки не встревать. Вот и пришлось обходить подозрительное место стороной.

Вообще, свалку можно было смело именовать собачьей территорией, и сие оказалось бы совершенно правильным. Четвероногие мутанты плодились и размножались здесь с устрашающей скоростью, сбивались в огромные — подчас в полсотни голов — стаи и буквально терроризировали прочую местную фауну. Одна — две собаки особой опасности не представляли, так как довольствовались преимущественно падалью или мелкой живностью. А вот орава хотя бы из десяти псов могла «уработать» практически любого противника. Сорок-пятьдесят же собак представляли собой практически непобедимую силу. И встречи ходоков с этими агрессорами, как правило, заканчивались трагедией.

Самое интересное было в том, что псы водились здесь и задолго до Второго Взрыва. У них, как примечали ходоки, уже проявлялись разнообразные признаки мутаций. Облысение, нечетное количество лап, отсутствие ушей, глаз, хвоста, и так далее. Обычно, если верить ученой братии, мутанты практически нежизнеспособны и уж подавно не могут дать потомство. Тут же дело обстояло наоборот. Собаки прекрасно себя чувствовали на отравленной земле, и скоро стали ее полноправными хозяевами. Кто-то, интересующийся историей аварии на ЧАЭС и ее последствиями, вполне серьезно заявил о родословной бывших друзей, а теперь лютых врагов человека.

После трагического апреля восемьдесят шестого года население в панике покидало зараженные районы. Усиленно работали все эвакуационные службы, но брать с собой беженцам позволялось лишь минимум вещей, деньги, документы и очень редко часть домашнего скарба, и то тщательно проверяемого дозиметрами. О машинах, крупном имуществе и домашних животных речи и не шло. Кошки, собаки, скот, птица, еще невыращенный урожай с полей и садов — все оставалось на произвол судьбы, так как уже впитало в себя убийственную радиоактивную пыль. Нельзя было есть даже мясо и пить молоко выращенной в своем же хозяйстве коровы, черпать воду из колодца.

Безобидные кошки и верные дворовые собаки оставались без хозяев. Их, по идее, требовалось просто уничтожать, и по брошенным деревням шастали бригады охотников, отстреливавших животину, на которую не поднялась рука бывших хозяев. Перебили многих, но не всех. Зачастую животные бывают на порядок умнее человека, и некоторые собаки просто сбежали от греха подальше. Они были уже очень опасны. У биологов есть такой термин: «радиационное бешенство». Когда животное, да и некоторые из людей, подвергаются сильному облучению, организм, понимая, что обречен, буквально начинает идти вразнос. Активизируется небывалый уровень агрессии, живое существо становится практически невменяемо, болевой порог притупляется, а вот физическая сила, наоборот, возрастает. Обычно продолжается это недолго — у обреченного тела просто нет большого количества энергии — но дел такой безумец может натворить предостаточно. То же самое происходило у собак.