Суррогат для боссов Братвы

Иван подходит к портфелям, когда мужчины отступают назад. Он открывает их один за другим, обнаруживая пачки денег, аккуратно разложенные и заполняющие каждый кейс до краев. Зрелище ошеломляющее — больше денег я в жизни не видела.

— Они твои, если ты решишь остаться, — с деланной серьезностью заявляет Иван, указывая на портфели.

На мгновение мысль о том, чтобы уйти от всего этого: роскоши, опасности, неизвестности, — становится заманчивой. Но потом я вспоминаю о трех миллионах долларов, о свободе и безопасности, которые они могут принести. О том, что я могла бы с ними сделать.

После минуты напряженного раздумья я принимаю решение.

— Хорошо, — говорю я, произнося слова тяжело, но решительно. — Я остаюсь.

Я сажусь на огромную кровать и осматриваю комнату. Может быть, ситуация окажется не такой ужасной, как я думала вначале. Они не причинят мне вреда, если я ношу их ребенка, верно?

— Могу я спросить тебя кое о чем, Иван? — Спрашиваю я, поднимая на него глаза.

— Конечно, — отвечает он, закрывая дверь за теми, кто принес деньги.

— Зачем вам нужен ребенок? Мне нужно знать. — Говорю я, нуждаясь в ясности в этом море путаницы.

— Нам нужен наследник, — отвечает он просто.

— Наследник? Для чего?

Иван подходит ближе и садится рядом со мной на кровать.

— Мы происходим из длинного рода влиятельных людей, — начинает Иван, его голос несет на себе груз истории. — В нашем мире кровные линии — это все. Они олицетворяют силу, преданность и влияние. Без наследника, который продолжит семейное наследие, мы рискуем потерять все.

Несмотря на мое нежелание верить ему, в его взгляде чувствуется искренность, которая говорит о многом.

— И вы видите во мне средство обеспечить это наследие?

Лицо Ивана смягчается, его рука тянется, чтобы нежно погладить мою щеку.

— София, — начинает он, в его голосе звучит искренняя забота. — Я понимаю, что для тебя это непосильно воспринять. Но поверь, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы ты была в безопасности.

Я отстраняюсь от его прикосновения. Как я могу доверять ему? Как я могу доверять кому-либо из них? Они лишили меня свободы, выбора, а теперь ждут, что я буду беспрекословно играть в их игру.

Собравшись с духом, я решаю перевести разговор на практические аспекты всего этого соглашения.

— Так как же произойдет эта беременность?

Он ухмыляется, в его тоне звучит насмешка.

— Я думал, ты уже достаточно взрослая, чтобы знать, как возникает беременность. Тебе нужно, чтобы я продемонстрировал, принцесса?

Я чувствую, как румянец пробирается по моим щекам от намека Ивана, но быстро возвращаю себе самообладание. Его попытка смутить меня только укрепляет мою решимость оставаться сосредоточенной и профессиональной.

— Нет, нет. Я имею в виду медицинский аспект, — твердо уточняю я, — процедуру имплантации, медицинские протоколы, вид ухода, который я буду получать, и тому подобное.

Ухмылка Ивана слегка исчезает, когда он понимает, что я серьезно настроена на понимание логистики, а не просто базовой механики беременности.

— А, понятно. Что ж, мы организовали для тебя первоклассное медицинское обслуживание. Имплантацией будет заниматься высококвалифицированная команда. Они позаботятся о том, чтобы все прошло гладко, и чтобы беременность была максимально комфортной для тебя.

Затем, наклонившись ближе, он понижает голос до шепота, его дыхание согревает мое ухо.

— Если ты предпочитаешь, мы всегда можем пойти традиционным путем, конечно.

— Что включает в себя этот традиционный путь?

Глаза Ивана притягивают мои, в их глубине мелькает что-то неразборчивое.

— Я покажу тебе позже, если захочешь. А пока тебе нужно отдохнуть, привыкнуть к этому. — Ухмыляется он.

По крайней мере, они серьезно относятся к моему благополучию и благополучию ребенка. Но в глубине моего сознания все еще живет сомнение, голос, который сомневается в их истинных намерениях.

— А что будет после родов? — Спрашиваю я, мой голос ровен, но в нем слышится любопытство и осторожность. — Что будет со мной потом?

Выражение лица Ивана смягчается, в его глазах появляется что-то похожее на сожаление.

— После рождения ребенка ты сможешь уйти, — говорит он, его голос мягкий, но с нотками грусти. — Ты выполнишь свое предназначение, и мы не будем стоять у тебя на пути.

Уйти. Эти слова звучат в моих ушах, как проблеск надежды среди хаоса. Но могу ли я верить ему? Могу ли я верить, что они не выследят меня, не используют снова и даже хуже?

Иван встает, его манера поведения становится более официальной.

— Отдыхай. Силы понадобится тебе завтра, когда приедут врачи.

— Могу я запереть свою дверь? — Неуверенно спрашиваю я, пытаясь найти хоть какое-то подобие уединения и контроля в этой непреодолимой ситуации.

Иван усмехается, но звук не доходит до его глаз.

— Конечно, но знай, что никто к тебе не прикоснется, — добавляет он с улыбкой, — если только ты сама нас об этом не попросишь.

От подтекста его слов у меня по позвоночнику пробегают мурашки, и я снова чувствую, как жар поднимается по щекам.

Как это — сделать это традиционным способом, о котором он говорит?

ГЛАВА 4

ВИКТОР