Сурикэ

Но, несмотря на ужасные пытки, вожди ирокезов продолжали свою предсмертную песнь, которой они не прерывали даже в минуту самого ужасного в мире для них оскорбления, когда Тареа их скальпировал.

Пламя поднималось все выше; вожди едва были видны среди огня и дыма.

В это время прибежал Бесследный, уходивший на разведку местности. Лицо его было расстроено, сам он был сильно взволнован.

— Что с вами? — спросил Мрачный Взгляд. — Вам, как и мне, отвратительна эта резня?

— Нет, — отвечал нервно Бесследный, — не то, я так много видел подобных сцен мести, что совершенно спокойно могу смотреть на них.

— Что же случилось?

— Я спешил видеть вас.

— Говорите, если так спешно.

— Да, спешно, если не ошибся.

— Говорите же скорее.

— Выйдя посмотреть, все ли кругом безопасно, я, как мне показалось, слышал выстрел со стороны нашего лагеря.

— Уверены ли в этом?! — вскричал, вздрогнув, Мрачный Взгляд.

— Я не могу уверять, — возразил Бесследный, — вы сами хорошо знаете, что ночью звуки обманчивы — их трудно определить.

— Это так, но залп… то есть несколько выстрелов сразу…

— Понимаю, но мы ведь почти на две мили от лагеря.

— Да, но вы были ближе, когда слышали выстрел?

— Действительно, на полмили ближе.

— Гм! Это много значит.

— Может быть, но, повторяю, я сомневаюсь.

— Скажите мне, вы человек неглупый, при настоящих условиях, когда все против нас, когда враги точно из земли вырастают, чтобы подшутить над нами…

— Ну?

— Что бы вы сделали, сомневаясь так, как я в настоящую минуту?

— При данных условиях я пошел бы на выстрел, будь он действительный или призрачный, и я ничего бы этим не потерял.

— Тем более что здесь нечего больше делать; предупредите, пожалуйста, Тареа, что мы уходим, а я пока пошлю на разведку следопытов.

— Великолепно!

Тареа в эту минуту, облокотившись на дуло ружья, слушал вместе с гуронами песнь вождей, которая все еще не прекращалась.

Бесследный подошел к нему.

— Мы уходим, — сказал он.

— Уже? — спросил вождь.

— Неожиданное открытие заставляет нас отправиться немедленно.

— Что за открытие?

— Ничего определенного пока.

— Тареа пойдет с друзьями, — сказал вождь, завязывая свой пояс.

— Разве вы не убьете этих негодяев?

— Порох дорог, зачем же я буду тратить шесть выстрелов. Эти паршивые собаки и без меня умрут отлично; не стоит труда о них думать, — безжалостно закончил Тареа, который, несмотря на видимую невозмутимость и равнодушие во время продолжительной песни вождей, был страшно рассержен их проклятиями и оскорблениями.

Через пять минут гуроны и охотники быстро возвращались в свой лагерь, освещенные зловещим пламенем громадных костров, разведенных у столбов вождей на холме.

Вожди, старавшиеся скрыть свое беспокойство, шли впереди всех.

Вдруг все разом остановились.

Звук, возбудивший подозрение Бесследного, повторился.

— Господи, — вскричал Мрачный Взгляд, — теперь уже нельзя сомневаться, это выстрелы! Вперед, вперед, друзья, и дадим знать, что мы идем на помощь.

Вся толпа, громко и дико вскрикнув, сделала залп, чтобы друзья не сомневались, что помощь близка, и двинулись вперед гигантскими индейскими шагами.

ГЛАВА V. Как граф Рене де Витре встретил Сурикэ и что из этого произошло

Мишель Белюмер был старый, опытный охотник, который в свое время пользовался громкой репутацией, вполне заслуженной им. Удалившись давно уже в Квебек на отдых, он приехал только ради Шарля Лебо, звавшего на помощь.

Вернувшись в пустыню, он был крайне удивлен, что его имя до сих пор еще не забыто и по-прежнему наводит панический страх на ирокезов.

Белюмер был крайне польщен постом, который предложил ему друг; зная хорошо, какое горячее участие принимает Шарль Лебо в дамах Меренвиль, особенно в Марте, он решил оправдать оказанное ему доверие, призвав всю ловкость и опытность своего военного искусства.

А знание и тактика его в этом отношении были необходимы. Сурикэ оставил ему слишком мало помощников, хотя в случае опасности он и мог рассчитывать на скорую помощь и был уверен, что на десять лье вокруг лагеря не было ни малейшего постороннего следа.

Но Белюмер был слишком опытен и слишком хорошо знал пустыню, чтобы довериться обманчивой тишине и безопасности.

Опытность научила его в самое покойное, по-видимому, время и при самом безопасном положении зорко следить за всем происходящим вокруг и быть готовым ко всевозможным случайностям.

— Не доверяйся никогда, — говорил он обыкновенно сквозь зубы — окружающей тишине; это затишье — предвестник бури.

И более всего было странно то, что он ни разу не ошибался в этом отношении.

Не желая беспокоить дам, он никогда не высказывал им своего мнения об их опасном положении; между тем отобрав более ловких двенадцать человек, отправил их караулить, обходя и осматривая окрестности лагеря, а трех оставил при себе, чтобы иметь возможность немедленно появиться там, где будет грозить опасность.

Ночь была совершенно темная; охотник велел потушить все огни, чтобы не привлечь чье-нибудь внимание.