Сурикэ

Пока молодая девушка рассуждала так, граф Меренвиль, Шарль Лебо, Бесследный и Тареа собрались на совет под председательством начальника форта с целью принять необходимые меры, чтобы провести живыми и невредимыми пятерых женщин в Луизиану, где у графа в окрестностях Нового Орлеана, была прекрасная плантация.

Граф Меренвиль, обязанный возвратиться к своему посту в тот же день, оставил жену, дочь и Марту де Прэль на попечение Сурикэ. Свет Лесов находилась под покровительством гуронов.

— Что вы думаете предпринять, г-н Лебо? — спросил граф.

— Очень просто, граф, прежде всего, мне не нужно ни солдат, ни милиционеров.

— Ого! — отвечал Меренвиль. — Вот двойное исключение, которое мне кажется странным.

— Ничуть, граф, — отвечал, улыбаясь, охотник, — милиционеры и солдаты имеют неоспоримую цену, это так; но здесь, вместо того чтобы быть полезными, они только стали бы вредить нам.

— Не понимаю.

— Я сейчас объяснюсь, граф.

— Чем весьма меня обяжете.

— Дело не в том, чтобы вести войну здесь.

— В чем же? — спросил граф, нахмурив брови.

— Дело в том, — отвечал охотник, — что нам надо пройти громадное пространство, где на каждом шагу наши враги, так как все английское население против нас; мы должны избежать неприятностей встречи и пройти среди врагов так, чтобы они не видали, не слыхали нас и даже не подозревали о нашем присутствии; нам нужно действовать, как действуют индейцы, чтобы лучше обмануть тех, которые более всего заинтересованы в приобретении наших скальпов.

— Я вполне с вами соглашаюсь, г-н Лебо, — сказал Меренвиль. — С Бесследным и Тареа вы пройдете всюду.

— Мы постараемся, граф, и сделаем все возможное, но не ручаемся ни за что.

— Я уверен, — отвечал граф, — что на вас можно вполне положиться. Когда вы отправляетесь?

— Сегодня, в десять часов вечера.

— Отлично, у меня еще будет время проститься со своим семейством; доверяю вам, г-н Лебо, все, что у меня есть дорогого на свете; вот вам моя рука, и заранее, что бы там ни случилось, благодарю вас.

Граф и Лебо, обменявшись рукопожатием, расстались. Было пять часов вечера.

Граф оставил форт и выступил во главе многочисленного отряда, вызванного генералом Монкальмом.

Граф был печален и несколько бледен, сердце его сжималось.

Было ли то зловещее предчувствие? Это мы увидим впоследствии.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА I. Как путешествовали по Канаде во время владычества французов

Около восьми часов вечера Мишель Белюмер вернулся в крепость.

Он только что произвел рекогносцировку с целью убедиться в том, что все проходы свободны.

Целых четыре часа он старательно обыскивал кусты и ничего не нашел, кроме прежних следов, которые шли от крепости; единственные свежие следы английских партизан направлялись точно так же от Канады к Виргинии.

В десять часов лесные охотники и индейские вожди собрались на великий совет.

Индейских начальников было пятеро: Тареа, старшина племени Бобров, Тигровая Кошка, Опоссум, Пекари и Черный Медведь. Четыре последних получили свое название во время войны; болтавшиеся на их поясах скальпы и бесчисленное количество волчьих хвостов, прикрепленных к мокасинам, подтверждали справедливость данных кличек; под начальством этих вождей было шестьдесят самых лучших избранных воинов; Сурикэ, Бесследный, Мишель Белюмер были здесь. Ожидали еще одного — Мрачного Взгляда, но он не приехал. Весь караван их состоял, кроме двух горничных, двух служителей, из семидесяти восьми краснокожих, охотников, дам и их прислуги.

Вожди медленно сошлись и сели вокруг огня, разведенного по приказанию Тареа.

Каждый занял место, смотря по званию и по положению в войске.

Пионеры, в числе которых было более чем половина индейцев, сели также у очага…

Сурикэ был общим голосом избран старшим вождем экспедиции.

Положение молодого человека было очень серьезно.

Он подвергался большой ответственности; но, как мы уже сказали, Шарль Лебо был воплощением самопожертвования.

Он не просил этой чести и на первое предложение взять на себя обязанности вождя положительно отказался, заявляя, что не обладает качествами, нужными для управления экспедицией.

Но граф Меренвиль и сам Монкальм так убедительно просили его, что он должен был согласиться и дать слово.

Дело шло о том, чтобы рискуя жизнью, помочь одному семейству, которое он не только глубоко уважал, но в котором принимал самое горячее участие.

Даже не принимая во внимание его личные чувства и интересы, он не имел права отказаться от должности вождя, что бы его ни ожидало.

Да, это было невозможно.

Он отлично понимал и, покорный голосу совести, принял предлагаемое.

Когда все вожди расселись вокруг огня, неизбежно разводимого при каждом заседании совета, один воин из племени гуронов, заменяя собой на этот раз гашесто, глашатая племени, взял калюмэ — громадную трубку мира, которая никогда не должна была касаться земли, и набил ее священным табаком, который курят только в самых важных случаях.