Супостат

— Почти ничего нет. Есть, правда, на одной ладони непонятное потемнение, напоминавшее ожог. Но откуда он мог взяться? Скорее всего, это связано с омертвением тканей.

— Труп еще здесь?

— Да. Доктор заканчивает осмотр.

— Позволите взглянуть?

— Хорошо, — кивнул Филиппов, — пойдемте.

Полицейские и Ардашев вошли в холл гостиницы. На гостей скалилось чучело медведя. Диваны и кресла были заняты постояльцами. По мягкому, точно набитому ватой ковру неслышно ступала прислуга. На взволнованных лицах коридорных читалось волнение. И только портье оставался спокоен и надменен, будто не портье он был вовсе, а член английского парламента.

Проследовав по коридору, процессия остановилась у двери с цифрой «5». Труп недавно осматривал полицейский врач, и он не был накрыт простыней. Чертоногов лежал на кушетке в исподнем, босой. На мертвом лице застыла холодная маска смерти. Его глаза еще оставались открытыми. Их бессмысленный взор уперся в потолок. На правой длани виднелась черная полоска. На левой — ничего не было заметно.

Ардашев оглядел комнату — все как обычно в гостиницах такого класса. Зеркальный английский шкаф из орехового дерева, письменный стол с пятью ящиками, мягкая кушетка, оббитая кретоном, бронзовый канделябр с шестью рожками, стол, кресло, широкая кровать… Но больше всего статского советника заинтересовала медная дверная ручка. Она открывалась вниз и проходила сквозь деревянное полотно двери на другую сторону. Не обращая ни на кого внимания, Клим Пантелеевич вернулся в коридор и принялся осматривать стену. Он достал коробочку монпансье, выбрал конфетку и положил ее под язык. Постояв немного, дипломат довольно хмыкнул и направился к портье. Перекинувшись с ним несколькими словами, он вернулся. Игнатьев и Филиппов все это время оставались в номере и о чем-то вполголоса беседовали с доктором. Но стоило возникнуть на пороге Ардашеву, как они тотчас же замолчали.

— Сдается мне, господа, я знаю, как убили Чертоногова.

— Вы все-таки думаете, что здесь произошло смертоубийство? — с сомнением выговорил Филиппов.

— Безусловно. И сделали это весьма остроумно.

— А позвольте узнать, милостивый государь, на чем основано ваше предположение? — скептически вопросил доктор. Это был сутулый, точно вопросительный знак, сухопарый господин в пенсне, с ядовито-хитрым выражением глубоко посаженных глаз, облаченный в темно-синюю костюмную пару. Явный фрондер. Портрет довершали кошачьи усы и привычка время от времени потирать руки.

Сыскной агент Игнатьев облокотился на дверной косяк и поддержал эскулапа:

— Да-да, Клим Пантелеевич, хотелось бы знать. Графиня утверждает, что Чертоногов не успел даже отворить дверь. Он просто упал, и все. В него никто не стрелял, и его не пытались проткнуть спицей сквозь замочную скважину. На теле нет никаких следов внешнего воздействия.

— Вероятно, господин Ардашев хочет сказать, что у нас классическое убийство в запертой изнутри комнате, — усмехнулся Филиппов и добавил: — Такие головоломки любят придумывать беллетристы с Туманного Альбиона. Но там-то все равно следы остаются: то лужица на оконной раме от растаявшего кусочка льда, подложенного под оконный шпингалет, то ядовитая змея, заброшенная через вентиляционное отверстие, то следы от выкрученных дверных петель при запертом замке. А здесь? Сюда ведь, как утверждает графиня, никто не входил.

— Ну, это если ей верить, — вновь мешался Игнатьев. — А если нет? Если здесь без третьего лица не обошлось?

— И что? — встрепенулся врач. — У покойного нет никаких внешних ран, а только пена в правом уголке рта выступила. А это — верный признак сердечного удара. Дамочка, скажу я вам, — кошка ненасытная! Так заездила кавалера, что сердце не перенесло постельной круговерти и разорвалось, как передутый шар. Если хотите знать, господа, такой конец весьма часто бывает-с… Не он первый. — Он хмыкнул и потер руки, точно они у него замерзли.

— А как же тогда Чертоногов у дверей оказался? — с улыбкой спросил Ардашев, усаживаясь на свободный стул.

— А очень просто! — парировал медикус. — Сердечко у него прихватило, он поднялся с кровати, дай, думает, водички попью из графина — авось полегчает, а удар-то его в эту секунду и настиг! Он и плюхнулся у двери, как мешок с картошкой… А про стук в дверь даме, я думаю, могло почудиться, а? — Врач вонзил в собеседника острый взгляд. — А что вы же, сударь, молчите? Почему гипотезу свою не озвучиваете?

Клим Пантелеевич широко улыбнулся:

— Жду, когда иссякнут все ваши предположения. — Он обвел присутствующих внимательным взглядом: — Позволите?

— Благоволите-благоволите, — затараторил врач, — давно пора.

Статский советник заговорил неторопливо, с расстановкой, подобно учителю, объясняющему новый урок: