Неподражаемое очарование, унаследованное ею от родителей, очень помогало в общении с актерами. Она словно гипнотизировала их, волшебным образом добиваясь такой игры, какую хотела видеть. Даже Челси стала более сговорчивой. Каждое утро она приезжала вовремя. Ее поведение стало спокойнее, нервозность исчезла. Она прекрасно справлялась с ролью Офелии, о чем не преминули сообщить все ежедневные издания.
Каждый день Кэссиди видела, как Челси изучала сценарий в перерывах между съемками. Челси выучила каждую реплику, каждый нюанс в характере героини и полностью вжилась в образ Офелии. Истеричка, которую Кэсс знала в Лос-Анджелесе, исчезла. Здесь, в Венеции, Кэсс познакомилась с новой Челси — Челси, обладавшей изящностью и мягкостью. Изменения были поразительными. Не раз Кэсс приходилось напоминать самой себе, что это была только игра. Возможно, Джек и Рудольфо действительно не ошиблись, увидев в Челси способную актрису. По крайней мере сейчас Кэсс готова была принести им извинения за свои былые сомнения.
В то утро Челси, как обычно, прибыла на площадку без пяти семь. Вцепившись в свой черный портфельчик, как если бы он был частью реквизита, она подошла к Кэсс:
— Освещение совсем не подходит.
Не дождавшись ответа, Челси взмахом руки отпустила обслуживающий персонал и швырнула сумочку на пол. Нахмурившись, она заявила:
— Свет слишком яркий. Я буду выглядеть отвратительно.
Она надула губки, но Кэсс понимала причину такого поведения. Челси действительно переживала, как она будет выглядеть на экране.
— Челси, — заверила ее Кэсс, стараясь не показывать раздражения, — ты выглядишь прекрасно, просто потрясающе.
— Ты просто успокаиваешь меня. — Челси только сильнее нахмурилась.
— Нет, я честно так думаю! — И это было истиной правдой. Челси действительно выглядела великолепно в то утро: красивая прическа, идеальный макияж и костюм, эффектно подчеркивающий и без того совершенную фигуру.
Но не только костюм и макияж делали ее столь неотразимой. Что-то сексуальное, обжигающее появилось в Челси. С легкой завистью Кэсс почувствовала, что и Рудольфо не преминул заметить эту «искру» в Челси.
Сразу после того как труппа разместилась в салоне самолета, эти двое ясно дали понять, что между ними что-то было. Кэсс не могла разобраться, ревнует ли она. Несмотря на их встречи в Нью-Йорке, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что у нее не было никаких прав на Рудольфо. Были они с Челси любовниками или нет, никто не знал. О чем действительно сожалела Кэсс, так это о том, что интрижка между ведущей актрисой и режиссером может повлиять на съемки.
Иногда Кэсс задумывалась, не на нее ли были направлены их публичные проявления нежности и флирт. Тем не менее Челси действительно изменилась. Почти мгновенно она превратилась из невыносимой спорщицы в спокойную, сговорчивую актрису. Для Кэсс было совершенно очевидно, что в глубине души Челси была очень неуверена в своих силах. Поэтому Кэсс делала все возможное, пытаясь дать Челси чувство собственной значимости, — теперь никто не сомневался в том, что она станет звездой, и все обращались с ней соответственно.
К Челси была приставлена особая горничная, которая заботилась о ее одежде, туалетных принадлежностях и других вещах. Это была довольно молодая мексиканка, она работала в студии уже несколько лет и была известна своей замечательной ловкостью и способностью быстро справляться с работой. Каждый день она бегала вокруг новой звезды — развешивала костюмы Челси, поправляла макияж и беспрерывно подавала стаканчики с крепким дымящимся кофе.
Шли последние приготовления к съемкам. Челси освежали грим, Кэсс сидела рядом с ней, стараясь ее успокоить, и, когда через четверть часа Челси выпорхнула из гримерной, на ее лице светилась улыбка. По-профессиональному терпеливо ожидала она начала обычной суеты съемочного дня. И вот через несколько минут камеры были готовы, а режиссер давал последние инструкции техническому персоналу. Кэсс заняла свое привычное место позади камер.
— Мотор! — крикнул Рудольфо.
— Камера пошла! — послышался голос первого помощника режиссера.
— Катим… — прокричал в ответ ассистент оператора.
Раздался стук таблички: «Сцена пятьсот тридцать четыре. Дубль первый». Один из помощников, который держал табличку с записью номера сцены, записал на ней мелом цифры с объектива камеры. И деревяшка стукнула еще раз.
Рабочий день начался. Сегодня Челси приходилось ползать по «грязи». Густая смесь сухой глины и воды облепила ее руки и одежду, испачкала лицо. Сцену пришлось снимать в несколько дублей, и каждый раз ей приходилось смывать грязь и переодеваться, менять парик и поправлять макияж для того, чтобы начать все заново.
Ее партнер никак не мог правильно произнести свой текст, и Кэсс видела, как чувство безысходности постепенно овладевало Челси. Только надежда, что этот фильм сделает ее звездой, не давала Челси вспылить и уйти со сцены.
После очередного неудачного дубля Кэсс объявила пятнадцатиминутный перерыв.
— Ничего не получается! — Рудольфо, обхватив голову руками, тяжело вздохнул.