Супермодель в лучах смерти

Пассажиры корабля медленно приходили в себя после бурно проведенных дней и ночей в Афинах. Большинство отмокало в бассейнах, расположенных на верхней и нижней палубах. Остальные лениво лежали в шезлонгах и на деревянных топчанах, подставляя свои тела уже вполне летнему солнцу и стараясь не думать о российской весенней распутице. Днем в барах народа бывало немного. Здоровья у отдыхающих явно не хватало. Но два человека неизменно перемешались от стойки к стойке в соответствии с часами работы питейных заведений.

Это были Егор Шкуратов и Леонид Леонтович. Каждый в душе хранил свои воспоминания и старался не оставаться с ними наедине.

Леонтовичу по ночам снилась Лариса, и он слышал звуки выстрелов, произведенных Шкуратовым.

А Егор боялся спугнуть невероятную возможность, дарованную ему судьбой. После свидания в особняке Пии, где ему приходилось вздрагивать от скрипа каждой половицы и только благодаря безумной чувственности Пии не терять мужское достоинство, он засыпал и просыпался с мыслью об их браке.

Каждый, предаваясь своим мыслям, тем не менее нуждался в собеседнике и собутыльнике. Они практически не разговаривали. Егор дымил своей трубкой и мрачным взглядом мыслителя и страдальца смотрел по сторонам, а Леонтович покручивал длинные концы своих уже совсем седых усов и тяжело вздыхал.

— Как же так, живем-живем и все решаем один и тот же вопрос — есть эта самая великая любовь или ее нет? — рассуждал Егор.

— У одних есть, у других — нет, — резонно отвечал шоумен.

— А вообще? — не унимался артист. — Вот ты, положим, влюбился, а что было бы, если бы я ее не убил?

— Не знаю. Было бы по-другому. Есть особые женщины, имеющие право быть какими угодно. Лариса страдала великими пороками, а значит, являлась уникальным созданием. Это понимать надо.

— Ничего себе, понимать, когда тебя начинают резать по живому. Сидишь рядом и считаешь меня подонком. Я своими, вот этими руками убил женщину… а как бы ты поступил? Как?

— Не знаю. Наверное, умер бы, — задумчиво ответил Леонтович.

Егор проверял на шоумене реакцию, ожидавшую его в Москве. Он хорошо знал своих товарищей по цеху. Каждый при встрече будет выражать ему поддержку, а за спиной окрестят убийцей. С таким шлейфом трудно оставаться в Москве. Он постарался объяснить это Пие, и она поняла. Даже начала доказывать, что из-за нее он превратился в невольного убийцу. Так на старости лет Егор должен готовиться к роли мужа миллионерши. Он не удержался и рассказал об этом Леонтовичу. Тот пожал плечами и предупредил:

— Гляди, на этот раз Апостолос просто прикажет выкинуть тебя за борт, а потом скажут, что ты спьяну сам вывалился.

Это предупреждение подействовало на артиста подобно ледяному душу. Он встал, отодвинул стакан с виски и громко заявил:

— Больше я из своей каюты не выйду. Если ты откажешься меня навещать, я умру от истощения.

Леонтович посмотрел на него, оценил трагическую позу и кивнул:

— Попрошу мартышек установить дежурство. Только ты уж больше не стреляй…

Егор отошел от стойки и, покачиваясь, побрел к себе. Больше всего на свете он желал, чтобы Апостолос подох от какого-нибудь паршивенького инфаркта. Обуреваемый такими мрачными мыслями, он и столкнулся с господином Ликидисом. Тот остановился, презрительно поглядел на него и спросил:

— Поговаривают, вы навещали мою жену в ее особняке?

— Я плохо понимаю по-английски, — ответил Егор, чувствуя, что у него от страха подкашиваются ноги.

— На вашем месте я бы учил язык, — насмешливо заметил Апостолос, а потом добавил: — Хотя теперь-то какой смысл!

И с загадочным видом прошел дальше. Егор почувствовал себя совсем дурно. Предупреждение Леонтовича могло исполниться в любой момент. На всякий случай он отошел подальше от борта.

Апостолос пока не решил, как поступить с Пией и ее недорезанным любовником. Но сейчас его занимало другое. В кают-компании собрались Маркелов, Лавр, Янис и Лефтерис. Предстояло решить вопросы с проходом груза через Одессу. К самому круизу и его увеселительной части адмирал совершенно потерял всякий интерес. Он приказал капитану Папасу держать полный ход. Маркелов встретил Апостолоса претензией:

— Адмирал, Лавр утверждает, что ваши парни плохо несут охрану трюмов. Так нельзя. Прикажите Янису.

— Что вы придумываете? — оскорбился помощник Апостолоса. — Не могу же я привлекать внимание пассажиров и команды. Никому и в голову не придет туда лезть. А если мои ребята начнут разгуливать с оружием, вот тогда и поползут слухи и всякие домыслы.

Апостолос согласился с аргументами Яниса.

— Илья, к чему охранять то, что никого не интересует? Предположим даже, что какой-нибудь пьяный следопыт забредет в трюм, и что? Я ни у кого в руках счетчика Гейгера не заметил…

— А там фон сильный? — вмешался Лефтерис со своей широкой улыбкой на губах.

— Достаточный, чтобы яйца засветились, — ответил Янис.

— Тогда нужно пить красное вино, — покачал головой тот.

Апостолос приказал подать напитки. Лавр, недовольный легкомысленным отношением греков к охране контейнеров, попросил Маркелова перевести его предложение: