Конечно же, Пол не был обычным заключенным — он был президентом банка, которому еще не предъявили обвинение. И базельская тюрьма — не Аттика[24]. Да, обстановка в ней была спартанской, но одновременно и швейцарской. А в Швейцарии ты получаешь то, за что платишь. Пол заплатил за подписку на
— Довольно скоро, — рассказывал он, — я стал таким же информированным, как и прежде. Если не считать неопределенности будущего, все остальное меня вполне устраивало.
Это была не просто тюрьма XVII века — это была и тюремная жизнь той же эпохи, когда капитан Макхит из «Оперы нищих» мог послать за едой в лучший ресторан и даже заказать себе в камеру Полли.
— Еду можно было заказывать только время от времени, — сказал Пол, — если ты сам за нее платишь. В Швейцарии ты всегда можешь получить то, за что заплатил.
Тем временем в Нью-Йорке я делал то, что должен делать пострадавший гражданин. Я позвонил адвокату. Точнее, нескольким адвокатам. Я полагал, что это должно быть интересно для них. В конце концов, это же не просто неудачная инвестиция, не какая-то акция, которая рухнула вниз. Речь шла о преступлении. Весь менеджмент банка сидел в тюрьме. Но раз речь о преступлении — должна же быть какая-то компенсация для пострадавших?
Реакция крупных юридических фирм с Уолл-стрит была очень любопытной. Настолько, что даже отдавала цинизмом — если вы склонны подозревать адвокатов в цинизме. Все признавали, что да, дело здесь, конечно, есть, но тут же разбегались как кролики по кустам, поскольку были повязаны с банками. На Уолл-стрит среди адвокатов я стал пользоваться такой же популярностью, как боевики из партии «Черные пантеры».
Один мой приятель сказал: «Слушай, не стоит думать, что мы не беремся за непопулярные дела. Да мы даже представляли бывших нацистов, сидевших в Шпандау, — согласен, богатых бывших нацистов. Мы представляем греческих судовладельцев, которые настолько выше законов, что любой закон для них — чистое оскорбление. Но ты говоришь об иске к банку. Мы представляем крупный нью-йоркский банк. А это — крупный калифорнийский банк. У них масса точек соприкосновения. Нью-йоркский банк оплачивает кучу наших счетов, и они не хотели бы, чтобы мы вмешивались в эту катавасию. Извини, старина, но катил бы ты отсюда…»
Я позвонил Эйбу. Мне следовало бы сделать это сразу. Абрахаму Померанцу было 69 лет — эдакий осанистый джентльмен с роскошной седой гривой. Его имя наводит страх на любой банк, не говоря уже о взаимных фондах и других финансовых институтах, потому что Эйб — это Ральф Нейдер[25] инвестиционного бизнеса. Различия, конечно, тоже имеются. Ральф Нейдер живет в дешевой гостинице и все переговоры ведет с телефона-автомата в холле. Эйб живет в пентхаусе и занимает угловой офис старшего партнера процветающей юридической фирмы в центре Нью-Йорка. Ральф Нейдер горит огнем борьбы за справедливость, а Эйб убежден, что многие дефекты общества можно исправить обращением в суд, и за такое исправление дефектов ему платят просто сказочно.
Однажды в начале 1930-х гг., когда Эйб еще был начинающим адвокатом, к нему пришла вдова его бывшего учителя физкультуры. Учитель, мистер Гэллин, оставил своей жене 20 акций National City Bank. Когда-то они шли по $400, но на тот момент за них давали всего лишь $20. «Помнится, я сказал ей, — вспоминал Эйб, — что закон не запрещает терять деньги». С чем вдова Гэллин и ушла. Затем сенатский Комитет по банкам и валюте, который знали в основном по имени его советника, Фердинанда Пекоры, начал расследование серии афер в советах директоров крупнейших компаний: чрезмерные компенсации, бонусы, игра с корпоративными активами и т. п. Чарльз Митчелл и некоторые из директоров National City Bank были в первых строках списка участников известного дела, которое описано уже не раз и во всех деталях. Эйб предъявил иск к National City Bank от имени вдовы Гэллин, иными словами, от имени акционеров, или производный иск, который называется так потому, что права акционеров вытекают из их долевого участия в компании. Акционер, предъявляющий такой иск, делает это не только от своего имени, но и от имени всего класса, т. е. от всех его товарищей-акционеров.
Суд присудил вдове Гэллин $1,8 млн. Из этой суммы Эйб вместе с адвокатами и бухгалтерами, работавшими над делом, получили $472 500. Так он превратился в защитника миноритарных акционеров. Следующей жертвой стал Chase Bank, выплативший $2,5 млн миссис Гертруде Букбайндер.