Суп из акульего плавника

Подобно вкусу их традиционных блюд сами жители Хунани часто бывают резки и бесцеремонны. Люди, так или иначе связанные с кулинарией, которым я была представлена, в целом относились ко мне дружелюбно, однако особого интереса ни ко мне, ни к моим исследованиям не проявляли. Большинство весьма скептически отнеслись к тому, что иноземке под силу создать книгу об их кухне — хунаньцы сами практически ничего не писали об исторической и культурной подоплеке своих кулинарных традиций. Неужели это сможет сделать человек откуда-то со стороны? (Как-то раз в чайной я чудесно провела время с двумя местными журналистами, которые общались со мной на путунхуа, а между собой — на хунаньском говоре. К тому времен и я уже начала схватывать этот диалект, но журналисты о моих успехах не знали. Я с интересом послушала, как один из собеседников объяснял своему товарищу всю нелепость моей затеи, которая обречена на провал. Обращаясь же ко мне на путунхуа, они свысока подбадривали меня в моих начинаниях.)

После десяти лет путешествий по Китаю и возможности сравнить Хунань казалась мне во многом провинциальной и старомодной. Это был довольно замкнутый мир, куда редко забредали туристы. Иностранцы ехали в провинцию только по необходимости, например чтобы усыновить ребенка. Я быстро поняла, что для хунаньцев их регион является центром вселенной. Это даже не оговаривалось. На протяжении последних двух сотен лет Хунань подарила миру массу исторических деятелей, потрясших основы существовавшего в Китае миропорядка, начиная от полководца цинской династии Цзо Цзунтана и заканчивая Мао Цзедуном и целой когортой коммунистических вождей. В последнее время хунаньское телевидение стало считаться самым продвинутым и креативным.

Так и повелось, что в глазах хунаньцев их провинция — сердце всей страны. Именно она дарила Китаю новые таланты, именно она была движущей силой, благодаря которой Срединное государство с девятнадцатого века неуклонно двигалось вперед по пути модернизации. Хунаньцы считают себя самыми умными, способными и честными, поскольку, по их мнению, сочетают в себе силу северян и мягкость южан, будучи лишенными увертливости и хитрости сычуаньцев. И свою кухню они считают наиболее сбалансированной, чего нельзя сказать о тошнотворно сладких блюдах востока или же вызывающей раздражение сычуаньской кулинарии, которые становятся причиной столь сильного покалывания и онемения, что толком распробовать ничего не можешь. Очень часто у меня создавалось впечатление, что хунаньцам весь остальной Китай, не говоря уже об остальном мире, видится во многом бесполезным и неинтересным.

Но встретились и такие люди, которые отнеслись ко мне с невероятным теплом и радушием. Одна хозяйка ресторана взяла меня под свое крылышко. Она разрешила мне делать на кухнях ее заведений все, что захочется. Более того, время от времени заезжала за мной на машине с шофером и увозила на целый день развлекаться: ходить по рынкам, посещать роскошные банкеты и разные заседания. Управляющий старого ресторана «Гучэнгэ» также разрешил мне присутствовать на кухне, и именно там я узнала рецепты многих из полюбившихся мне хунаньских блюд. Во всех других случаях приходилось попотеть.

Чанша чурался меня, так что ни с кем не удалось крепко подружиться. Несколько иностранных преподавателей, с которыми мне довелось свести знакомство в первую неделю, бежали из страны, как только стала распространяться эпидемия атипичной пневмонии, а туристов я никогда не видела. Вечера, как правило, проходили однообразно — у телефона, в болтовне со старыми друзьями из Чэнду, Пекина и Шанхая. Дни тянулись долго, и я чувствовала себя одиноко. Мне не хотелось жертвовать личной жизнью ради работы. Дело дошло до того, что я подумывала вообще отказаться от исследований китайской кулинарии. Именно в этот момент судьба подрила встречу с Лю Вэем и Саньсань.

Стоял очередной ветреный, серый, влажный день. Я села в микроавтобус и отправилась за город к мемориалу Лэй Фэна. Всегда испытывала слабость к этому образцовому солдату-коммунисту, которого в Китае называют «нержавеющим шурупом». Лэй Фэн родился в 1940 году в бедной семье, проживавшей неподалеку от Чанша. В раннем детстве он осиротел. Когда Лэй Фэн подрос, то вступил в НОАК (Народно-освободительную армию Китая), где сумел выделиться хорошими поступками (например, штопал товарищам носки и готовил чай командирам). В 1963 году его дневник — оду во славу коммунизма прочел Мао Цзэдун. Дневник размножили, издали. Школьники — поколение за поколением — должны были его изучать. В честь солдата сочинили веселую песню: «Учитесь у Лэй Фэна! Что за славный пример! Предан революции, предан партии!»