Буратина, конечно, горевал бы. Однако на общем всё обстояло не так уж и скверно: нормальная кормёжка, много доступных самок и простенькие занятия – чтение, письмо, арифметика. На фоне прочих заготовок Бур – такую кликуху ему дали бы из-за длинного носа и твёрдого члена – показал бы бы неглупым малым. При распределении его забрал бы себе – в качестве прислуги – молодой доцент Ибикус XXVII, по основе маммилярия. У Ибикуса Бур жил не то чтоб вот прям как у Дочки в Лоне, но неплохо: колючий хозяин терпеть не мог мясных, но к бамбуку относился по-доброму. Хотя однажды сломал ему руку: Бур по рассеянности забыл полить спящего доцента и не доложил ему в кадку калийных удобрений. По сравнению с тем, что обыкновенно приходится терпеть кактусячьей прислуге, это были сущие пустяки.
Деревяшкину суждено было погибнуть во время октябрьских событий, на Старо-Новой площади у губернаторской парадной резиденции. Его глупую деревянную голову размозжил бронзовый мизинец статуи Абракадабра Мимикродона, свергнутой с постамента революционным электоратом.
У Базиля – да-да, это был он самый – судьба была бы иной, более интересной. Его сволокли бы в полицию, где, помимо первой помощи, он получил бы дополнительных пиздюлей и прочих радостей. Вышел бы он оттуда на костылях, но с жизненной перспективой. А на соответствующей полочке в полицейском управлении появилась бы очередная папка с полосками.
Буквально за пару месяцев котан, получивший агентурный псевдоним Бози, заработал бы репутацию толкового осведомителя. Был поощрён морально и материально, получил официальные документы на имя Юозаса Задрищотки и продвинут в провокаторы, в каковом занятии и нашёл своё подлинное призвание. Через пару лет он стал бы известен как «товарищ Огилви», один из признанных лидеров революционного электората. Товарищ Огилви имел все шансы героически погибнуть при штурме губернаторской резиденции. Хотя были бы и другие мнения. Например, такое, что товарищ Огилви не погиб, а
И всё так непременно и случилось бы, дёрни Буратина кота за хвост.
Но нет! Не склалось!
Конфигурация множества судеб, уже почти сложившаяся, распалась. Не случилось ровным счётом ничего из вышеперечисленного – ни великого, ни мелкого, ни общественного, ни личного.
Про Буратину вы ещё узнаете, а вот участь кота оказалась совсем неинтересной. Где-то через полчаса после несостоявшегося инцидента он неудачно споткнулся посреди улицы – и попал под бричку, влекомую пьяным в зюзю першероном. Хозяин-гамадрил тоже был пьян, но не в зюзю, а, скорее, в дрова. Эти тонкие различия не заинтересовали господ полицейских, которые стрясли с пьянчужки пятьдесят монет за закрытие дела. Мясо кота приобрёл ресторатор, разыскивавший свежую кошатину для заказанного ужина: некий сенбернар собирался с размахом отметить долгожданное дарование ему ордена Пятой Ноги. Так что следующий вечер Базиль встретил прямо посередине праздничного стола – и отлично пошёл под молодое барбареско.
Но всё это случилось позже и не здесь. А пока ни о чём таком не подозревающий Буратина весело чапал по дороге, крутя башкой и пытаясь свистеть. В конце концов он дошёл до развилки. Одна дорога вела направо, к насыпи. Другая уводила налево, в сторону побережья.
К насыпи надо было свернуть направо. Однако с левой стороны доносились какие-то интересные звуки. Если бы Буратина знал слово «музыка», он бы, наверное, понял, что это она и есть. А так он просто почувствовал, что от этих звуков ему хочется одновременно плакать и смеяться, прыгать и махать руками.
– Пи-пи-пи, – пищал голосочек.
– Ла-ла-ла-ла, – в лад ему подпевал глубокий нежный голос.
– Дзынь-дзынь, – раздавалось мелодичное позвякиванье.
– Бумс! – это напоминало о спарринге, но удары были уж очень ритмичными.
В Аусбухенцентр нужно было поворачивать направо, музыка играла слева. Буратина стал спотыкаться. Ноги сами поворачивали к морю, где раздавались все эти интересные «пи-пи-пииии», сладкие «ла-ла-ла» и загадочный «бумс».
Бамбук сел на дорогу, подложив под задницу сумочку с аусбухой, и стал думать. В результате размышлений он пришёл к выводу, что колледж подождёт. В конце концов, неважно, доберётся он до него сейчас, через пару часов или вообще на следующий день. Обучение оплачено, а группы формируются по мере поступления учащихся… С другой стороны, Буратина копчиком чуял, что все эти «пи-пи» и «дзынь-ла-ла» обещают что-то чрезвычайно интересное.
Будь он в вольере, побег с занятия ради любопытства был бы наказан – скорее всего, ему бы не дали утром еды и поставили на тяжёлый спарринг. Но потом за такие шалости обычно добавляли баллов за соцприспособленность… Голод внезапно показался Буратине почти терпимым.
Он встал и пошёл – точнее, побежал – налево, к морю.
Вскоре он увидел сооружение, украшенное разноцветными флагами на высоких шестах. Солёный ветер колыхал полотнища. Наверху стояли существа с какими-то блестящими штуками. Они-то и издавали «ла-ла-ла» и «бумс».