Сундук мертвеца. Путь Базилио

ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ

Гермиона, пишу тебе из Дворца. Только что Верховная утвердила приказ о назначении Бекки Биркин-Клатч первой заместительницей председательницы Комиссии по энергетике.

Мне предложена работа в Промышленном Совещании. Я соглашусь, если получу достаточные полномочия.

Бекки и Альбертина покинут Понивилль послезавтра. Ты должна их сопровождать. По дороге введи Бекки в курс дела, без технических подробностей.

Я настоятельно рекомендую тебе нормализовать отношения с Молли Драпезой. Пока меня нет – держись за её хвост.

Постарайся смягчить её позицию по отношению к Бекки. Делить им теперь нечего, а у Драпезы огромные связи.

Целую. Мама.

P. S. Я не могу серьёзно относиться к твоей вздорной фантазии остаться в Понивилле работать на каком-то там заводе. После Комиссии это означает падение статуса, причём не только твоего, но и семьи в целом. Постарайся больше не удивлять меня таким образом. Мама.

Частная переписка, передано личным бэтменом Мирры Ловицкой.

Арлекин был в печали, в обиде. Обиднее же всего было то, что свою печаль он заслужил. И знал о том. И не мог развидеть это – ну или хотя бы забыть.

Как обычно, началось всё с Пьеро. С ним вообще были проблемы. Похоже, диета из айса, крекеров, соевых батончиков и газировки, которой он придерживался в последнее время, начала-таки сказываться. Тяпнутый чудил, и чудил всё затейливее.

Первые симптомчики имели место ночью – точнее, под утро. У Пьеро случился плохой приход, он метался на кровати и кричал: «Котинька! Котинька! Не ходи! Не верь! Она обманная! Котинька, не ходи туда!» – и тому подобную чепуху. В конце концов он заорал непонятное «Хик Родос!!!» – после чего упал с кровати, покатился по полу, забился в угол за портьеру. И там, за портьерою, проблямудел окончательно и бесповоротно.

Арлекин таких сцен уже насмотрелся. Так что он просто вздохнул, укутался до ушей в одеяло, перевернулся на другой бок и заснул. Сквозь сон он слышал, как Пьеро ползает на четвереньках по комнате, читает гадкие стихи и тихонько всхлипывает, ударяясь в темноте о мебель.

Проснувшись, Арле обнаружил на стене номера выведенную кровью надпись: «Голова это нога которая разучилась ходить». Автора афоризма в номере не было. В конце концов Арлекин нашёл его в коридоре под шифоньером. Пьеро, каким-то чудом забившийся в узкую щель, пускал слюни и тихо повторял – «итить… итить… итить…» Пришлось звать на помощь дежурную по этажу. Она пришла – молодая смешливая няша, подрабатывающая в гостинице, чтобы оплатить обучение на филфаке – с двумя медведями, которые подняли шифоньер и извлекли оттуда забуянившего постояльца. Тот – окровавленный, бессмысленный, тщедушный – не сопротивлялся и даже полез целовать медведям ноги, лепеча, что он только что постиг смысл страдания, который состоит в очищении от неврозов, и что всем и прямо сейчас необходимо немедленно пострадать. Тут из него попёрло эмополе, да такое, что медведи уронили шифоньер и заревели в голос, перебудив постоялиц в ближних номерах. Дежурная, в свою очередь, горестно обоссалась, потом обильно прослезилась, назвала Пьеро «бедненьким» и уволокла к себе. Арлекин вздохнул с облегчением. Поняша была мягкосердечно-податлива, чем все окружающие беззастенчиво и пользовались. Арле только надеялся, что она не будет пытаться няшить Пьерика. Ничем хорошим это кончиться не могло.

Однако ж после утренних треволнений дела пошли веселее. Карабас, внезапно добрый, позвал всех разумных и вменяемых членов команды – то есть Напсибыпытретеня и Арле – в свой номер на ранний ланч. Такое единение с коллективом он себе позволял нечасто и всегда со смыслом. Арлекин это знал и шёл к шефу со смешанными чувствами, ожидая то ли пиздеца, то ли какого-нибудь нежданного счастья.