Сумрак

Она замолчала, и я забыл обо всем, вспомнив ее грязные, неглаженые рубашки и волосы, которые всегда падали на лицо.

– Так что я перестала разговаривать, – почти прошептала она. – Его вспышки гнева усилились, а затем начались крики. Он мог разбудить меня посреди ночи, потому что я забыла выгрузить посудомоечную машину, или на зеркале в ванной остались полосы. – Ее взгляд стал отстраненным, как будто ее больше здесь не было. – Однажды вечером за ужином я обмочилась, – сказала она. – Мне было пятнадцать.

Я нахмурился, представляя, как ей приходилось каждый день возвращаться домой.

– Я поняла, что он болен. И как бы я ни старалась, он все равно найдет, к чему придраться, – сказала она, пока Эйдин перевязывал ей ногу, – поэтому перестала пытаться. Моя одежда будет помятой, а волосы не причесаны. Если он намеревался избить меня, то… – Она встретила взгляд Эйдина. – Тогда это все не имело смысла.

Я видел, как он смотрит на нее, пространство между ними исчезает, пока он держит ее за ногу, но ни один из них не двинулся с места.

– Почти никогда не видела его пьяным, – сказала она, – но однажды ночью он потерял сознание, не допив четверть бутылки. Я перелила остатки в бутылку из-под воды и забрала в школу.

Она усмехнулась, но в ее глазах промелькнула печаль, когда она вспоминала тот день. Когда это было? Я разговаривал с ней в тот день? Как-либо взаимодействовал с ней? Был ли я с ней мил тогда?

– Он думал, что выпил все. Он так и не узнал об этом. – Она сделала паузу, прежде чем продолжить. – Всего один раз, но мне было хорошо в тот день. Я ничего не чувствовала. Даже сломанного ребра.

Я нахмурился, представляя, как Эмери Скотт попивает бурбон на уроке математики или спотыкается в кафетерии, и как легко, похоже, было скрыть ее состояние, потому что никто ее никогда не замечал.

В тот день она нуждалась в бурбоне больше, чем в кислороде. И до меня дошло.

Боже, я понял.

Ты улыбаешься и смеешься не только потому, что все кажется легче, а потому что, когда ты пьян или под кайфом, это похоже на перерыв. Когда ты находишься вдали от одних и тех же людей, мест, работы… ты не думаешь об этом. Это отдых от всего, что тебя беспокоит или заставляет беспокоиться, или делает твой мир маленьким, даже крохотным, это прячет ото всех, кто хочет отнять у тебя его частичку. Все становится неважным. Внезапно ты видишь Мачу-Пикчу на расстоянии вытянутой руки, и тебе даже не нужно было покидать город.

Она напилась и снова полюбила своего брата.

Что делало ее сильнее меня, так это то, что она напилась только один раз.

Эмери закрыла глаза, поднося стакан к губам, и по возникшему на ее лице желанию я мог сказать, что она снова совершает побег. Я бросился к ней и схватил стакан. Жидкость расплескалась мне на руку, когда я отбросил его в сторону.

Он разбился о стену, стекло разлетелось во все стороны.

Не надо. Я смотрел на нее сверху вниз.

Лучше откушу себе руки, чем буду наблюдать, как она делает это с собой. Черт возьми, я бы не смог вынести того, как она превращается в меня – в того, кому нужно намеренно причинять себе вред изо дня в день, чтобы улыбаться.

– Убери это, – приказал Эйдин.

Но я остался на месте. Еще не знал, что хотел с ней сделать, но этому – что бы ни было между ними – не бывать. Она не сможет найти себя с Эйдином Хадиром. Она уйдет со мной.

– Тогда он не спас тебя, – сказал ей Эйдин. – Он не спасет тебя сейчас.

Эйдин смотрел на нее, в то время как ее взгляд был прикован ко мне. Хотя я помнил, как вчера вечером она сказала правду, признавшись мне в любви, я также знал, что Эмми была непоколебимой, словно дуб. Ее корни оставались прочными, и любовь здесь ни при чем.

– Может, я тебя спасу? – спросил ее Эйдин.

– Никто не должен меня спасать. – Она не отрывала от меня взгляда. – Я со всем справлюсь самостоятельно.

– Ты справишься. – Он закончил обрабатывать порез, поставив ее ногу на пол, а затем встал, вытирая руки. – Я почти уверен в этом. А ты? – спросил он ее, глядя между Алекс и мной. – Эти двое. Насколько хорошо они смотрятся вместе?

Я напрягся.

– Все те разы, когда он был наедине с ней. Погружался в нее, кончал и забывал о тебе, – сказал он Эмми. – Ты же это знаешь, верно?

Сукин ты сын.

– Но нам все равно, – продолжал он. – Не волнует? Нас не волнует, что он упадет обратно в ее кровать при первых признаках неприятностей.

Я сжал челюсть, запах антибактериальных салфеток щекотал ноздри. Голова гудела. Я больше не знал, как получить то, что хотел, не прибегая к тому, чтобы просто взять это.

– Давай, – сказал мне Эйдин, его глаза сверкнули, когда он взглянул на Алекс позади меня. – Возьми ее. Я хочу посмотреть, как вы трахались. Хочу увидеть все, что она позволяла тебе делать с ней, потому что ей так легче забыть обо всем и двигаться вперед. – Затем он указал на Эм. – Мы будем смотреть.

Но прежде чем я успел что-то сделать, он схватил меня и толкнул на кровать. Я упал, Эмми захныкала и спрыгнула с матраса, а Эйдин налетел на меня и ударил коленом мне в живот. Я зарычал, когда он одной рукой схватил меня за шею, а другой ударил наотмашь.