Несколько секунд девушка смотрела на Орка так, словно они только что познакомились, а когда поняла, что он не шутит, привстала на цыпочки и поцеловала в щеку.
– Ты – обалденный! – Ответить Орк не успел. – Кстати, я не против что-нибудь перекусить. Я безумно проголодалась.
И решительно направилась к фуд-корту.
В Москве, во всяком случае в аэропорту, оказалось не так плохо, как ожидал Орсон, наслушавшись рассказов о сотрясающих Россию кризисах, коррупции, тотальной нищете и прочих неурядицах. Трафик в Шереметьево высокий, информация на табло менялась каждую минуту, фиксируя улетающие и прилетающие самолеты; повсюду красивые люди и почему-то очень много «мультяшек» – видимо, местная мода на «обложки» отставала от мировой на три-четыре года. К сожалению, по-английски большинство здешних обитателей говорили с жутким акцентом, то и дело вставляя заимствованные и не всегда понятные словечки, но при этом русские прилагали массу усилий, чтобы быть понятыми, а неразрешимых задач Бен перед ними не ставил.
– Два кебаба, – распорядился Орк, когда подошла его очередь. – И два чая.
– Конечно, сэр, – отозвался улыбчивый русский, начиная готовить еду. – Двух шаверма спустя три минута.
Киберпереводчик пискнул и сообщил, что не знает, чем его собирается потчевать черноволосый паренек.
– Два кебаба, – повторил Орк.
– Уже делаем, сэр! Не извольте беспокоиться. Наличными заплатить не желаете?
Беатрис предупредила Бенджамина, что в России до сих пор уважают и ценят «настоящие», то есть бумажные, доллары, которые Орсон в последний раз видел четыре года назад случайно. Так что они еще в Рио обменяли сотню кредитов на толстую пачку старых банкнот и теперь чувствовали себя если не королями, то по крайней мере наследниками престола.
– Столько хватит? – Орк бросил на стойку бумажный доллар.
– Вполне! – обрадовался курчавый, выкладывая на прилавок тарелки с едой. – Приятного аппетита!
– Перестань швырять деньгами, – рассмеялась Беатрис, когда они уселись за столик. – На тебя половина аэропорта вытаращилась.
– Неужели все видели? – поддержал шутку Бен.
– Тебя даже на информационном табло показали, мол, смотрите: у него есть настоящие доллары! – Девушка с сомнением оглядела лежащий на тарелке сверток. – Кстати, ты не знаешь, что мы собираемся есть?
– Национальное русское блюдо: рубленое мясо с овощами, завернутое во что-то, – сообщил Орк, который внимательно наблюдал за процессом приготовления.
– Кебаб?
– Он назвал это как-то иначе.
– Как? – осведомилась любознательная девушка.
– Мой киберпереводчик сломался на втором слоге.
– Ужас, – Беатрис осторожно взяла сверток в руку. – Уверен, что это можно есть?
– Это была твоя идея, – Бен откусил сверток сверху, прожевал и улыбнулся: – Нормально.
Мясо восстановленное, приправа отдает пальмовым маслом, тесто сыровато, но в целом есть можно, в армии во время дальних рейдов кормиться доводилось и хуже.
– Нужно перекусить, потому что я не уверена, что в доме Бобби мы отыщем еду, – ответила девушка.
– У какого Бобби? – осведомился Орк.
– У друга, к которому мы едем. Его зовут Бобби Челленджер, он десять лет живет в Москве, почти стал русским, но в отличие от них не держит в доме еду.
– Почему?
– Бобби забывает, что она у него есть, и еда протухает.
– И потом он долго ищет источник неприятного запаха?
– Ты знаком с Бобби? – вновь рассмеялась Беатрис.
– Почему он редко заглядывает в холодильник?
– Из холодильника так воняет, что Бобби боится к нему приближаться, – девушка откусила еще кусочек. – Так себе кебаб, если честно.
– Вспомнил – это шаверма, – воспроизвел чуждое название Орк.
– А с виду – кебаб кебабом.
– Русские высоко ценят свое культурное наследие, которое в основном состоит из странных слов.
– Например, Достоевский, – произнесла Беатрис, отодвигая от себя остатки еды.
– Что Достоевский? – не понял Бен.
– Достоевский – это местное культурное наследие, – рассказала девушка. – Я читала его книги.
– Какие еще культурные слова ты знаешь? – Орсон был не настолько брезглив и свой сверток с мясом доел.
– ГУЛАГ.
– Что ГУЛАГ?
– Это место, где русские убивают русских.
– Зачем?
– Никто не знает, и всем плевать, – пожала плечами Беатрис. – Это исторический факт: у русских всегда есть ГУЛАГ, где они убивают русских, но зачем – никто не знает. Наверное, потому что дикие.
Они вновь рассмеялись, одновременно сделали по глотку чая и одновременно поморщились: он полностью соответствовал местной версии кебаба, и бурда, получившаяся из серых пакетиков без маркировки, называлась чаем только для того, чтобы определить позицию в чеке.
– Очень хочется вернуть это продавцу, – буркнул Орк. – Прямо в лицо.
– Он же горячий!
– Поэтому – в лицо.
– Но…
Возможно, Беатрис хотела наполнить бывшему полковнику о человеколюбии, однако Бен не позволил девушке закончить фразу: поставил пластиковый стаканчик на стол и прикоснулся к ее руке.
– Зря мы задержались в аэропорту.
Беатрис мгновенно поняла, что имеет в виду Орк, судорожно выдохнула и очень тихо спросила:
– Опасность?
– Да.
– Откуда знаешь?
– Еще не знаю, – ровным голосом ответил Бен, внимательно изучая толпу. – Чувствую.