Сумерки зимы

Макэвой посмотрел в глаза напарницы, пытаясь понять, потешается она или, наоборот, восхищается тем, что жена его так любит. Погадал, а есть ли кто у самой Тремберг? Может, у нее сердце разбито? Где она живет, чем дышит и почему пошла работать в полицию? И понял, что ровным счетом ничего о ней не знает. Ни о ком из них.

— Когда мы стали встречаться, Ройзин была совсем девчонкой. А я помог ей разрешить кое-какие проблемы. Так что убеждать ее даже не пришлось.

Они еще немного посидели в молчании. Макэвой был рад, что вовремя прикусил язык. Что не выложил правду о своих сомнениях — не вышла ли Ройзин за него из одной лишь благодарности и что когда-нибудь чувство это в ней притупится.

— Кое-какие проблемы? — переспросила вдруг Тремберг.

— Ее семья была из перекати-поле. — Макэвой отвел взгляд. Нет, он не стыдился этого признания, он знал, что Ройзин нисколько бы не обиделась, но ему было неловко обсуждать столь личные темы. А потому проще было не встречаться с Хелен взглядом.

— Цыгане? — Тремберг была явно заинтригована.

— Если угодно, — согласился Макэвой. — Лучше уж так, чем «бродяги».

— И что же случилось?

— Это давно было. Я только закончил стажировку…

— Где? — спросила Хелен, подталкивая его, как профессиональный дознаватель.

— Полиция Камбрии. На самой границе[17].

— И что?

— Приезжие разбили лагерь на фермерском поле по дороге в Брэмптон. — Макэвой уже примирился с тем, что рассказать все же придется.

— Что за место?

— Милый такой городок. Сплошь тори и пожилые дамы с синими волосами, которым нашествие чужаков пришлось не по нутру. Мы с сержантом отправились туда поболтать с прибывшими. Рассказать им о какой-то сверхважной охраняемой зоне на задворках Карлайла. В общем, нам ответили, что солнце не успеет зайти, а их и след простынет. Довольно приятные люди. Может, с полтора десятка фургонов и ребятня повсюду. Ройзин, наверное, тоже там была, я не видел.

Тремберг внимательно слушала.

— Значит, любовь с первого взгляда?

— Она еще ребенком была!

— Шучу, сержант. Боже ты мой.

Макэвою почудилось, что интерес Хелен вдруг пошел на убыль, но он только-только разогнался. Более того, теперь ему хотелось выложить всю свою историю.

— Они никуда не уехали. Напротив, к ним подтянулись еще бродяги. Скверная компания. Хозяин фермы двинул туда спросить, что им тут понадобилось. Его избили. Достаточно сильно, чтобы разозлить фермерских работников. Они решили поквитаться, и наткнулись на Ройзин с сестрой, когда те возвращались с покупками.

Макэвой умолк. Тремберг следила, как он сжимает солонку. Как белеют костяшки его пальцев.

— Даже не знаю, чем бы все кончилось, не окажись я таким тупицей.

— Как это?

— Я обронил в цыганском лагере свой учебный блокнот. Сержант отправил меня за ним, одного. И конечно, я заблудился. Вырулил на проселочную дорогу в паре миль от лагеря, сдал задом в просвет между кустами, чтобы развернуться, и уткнулся взглядом в покосившийся сарай. Дыры в крыше. Следы давнего пожара. И пара машин у входа. Что-то зацепило меня. К чему оставлять тачку в таком месте? Не знаю, что я там думал. Просто почувствовал, творится неладное. Поэтому вырубил мотор и только тогда услыхал крики.

— Господи!

— Полагалось вызвать подкрепление, — сказал Макэвой, катая солонку между ладонями, — но было ясно, что времени нет. Мозги я не включал, выскочил из машины и кинулся в сарай. Накрыл с поличным. Парней с фермы. Они улюлюкали, хохотали, развлекались по полной.

— Господи, — повторила Тремберг.

— Тут я и дал себе волю.

Тремберг ждала продолжения, но рассказ был окончен. Макэвой сидел без движения, обычно румяное лицо сделалось мертвенно-серым. Хелен спросила себя, рассказывал ли он об этом хоть кому-то прежде. Погадала, что этот громила сотворил с разгулявшейся деревенщиной. Здоровенный, а голос тихий, лицо в шрамах, и волосы по-детски непослушные, жену любит больше жизни… Хелен почти устыдилась своих смешков, с какими встречала шуточки коллег в его адрес.

Она оглядела тарелку и убедилась, что ничего съестного на ней на осталось. И подумала: что бы ни сотворил Макэвой в том сарае, она не будет судить его с той строгостью, с какой он явно судит себя сам.

Выбив короткую дробь по крышке стола, настраиваясь на рабочий лад, Хелен вздохнула:

— Двинем, пожалуй?

Макэвой встал. Их взгляды на миг встретились. И Хеллен вдруг померещилось в глазах напарника пламя — горящий дом, охваченные огнем машины.

Стоило Макэвою и Тремберг свернуть на ведущую к дому 58 ухоженную дорожку, как парадная дверь приотворилась. Уже почти час они выслушивали рефрен «валите отсюда» во всех его непечатных вариациях, а когда из верхнего окна дома, откуда вызвали пожарных той ночью, выглянула голая толстуха и призывно заорала «Жеребчик!», Макэвой проклял все. Так что они с Тремберг не знали, что последует, когда дверь откроется, — радушное приветствие или залп из дробовика.

— Вы насчет дома напротив, верно?