Сумерки зимы

Кабинет представлял собой небольшую вытянутую комнату с раздвижным окном почти во всю дальнюю стену. На старинном письменном столе – два компьютера и три телефона, стопки распечаток и рулоны наспех свернутых строительных чертежей.

В роскошной позолоченной раме рисунок тушью. Макэвой присмотрелся. Лицо это или фигура? Может, пейзаж? На первый взгляд небрежные каракули, но при внимательном разглядывании становится ясно, что каждый штрих, каждая линия неслучайны. Рисунок был красив – тревожной, хаотичной красотой; Макэвой даже пожалел, что неспособен толком понять его.

Свет из окна лился скудный, и Макэвой щелкнул старомодным металлическим выключателем. Вспыхнула лампа, и он обнаружил стену, сплошь увешанную фотографиями. На квадратных пробковых щитах теснились снимки улыбающихся мужчин в защитной форме. Макэвой подошел ближе. Сотни снимков. Сидят на танках. Показывают большие пальцы на пыльных, пропеченных солнцем дорогах. Обвешанные рюкзаками и оружием, шлемами и радиооборудованием, развалились на задних сиденьях БТРов с открытым верхом; раздетые по пояс и лоснящиеся от пота, пинают мяч на песке. Иным фотографиям не меньше тридцать лет. Усатые лица и черно-белая зернистость изображений напомнили Макэвою хронику Фолклендской войны. Он пожалел, что не изучил повнимательней военную карьеру Эммса, перед тем как просить Фисби устроить эту встречу. Хотелось бы знать, за каким чертом он вообще сюда притащился.

– А, моя стена позора, – раздался голос Эммса.

Хозяин стоял в дверях, держа в каждой руке по дымящейся кружке. Макэвой почему-то ждал подноса с чайником и изящными чашками на блюдцах, а вместо этого ему сунули кружку с логотипом супермаркета.

– Я разглядывал…

– Вот-вот, – хмыкнул Эмме. – Мальчишки и девчонки, что служили под моим началом. В основном парни, честно говоря. Тут далеко не все. Только те, чьи снимки я сумел отыскать. Эллен считает, что я спятил. Говорит, здесь должны висеть фотографии внуков, но у меня не хватает мужества убрать их со стены.

– Скучаете, должно быть.

– По службе? И да и нет. Я пробыл в строю двадцать восемь лет – достаточно, чтобы насытиться. И я все еще на плацу, так сказать. Дел по горло, особо не соскучишься.

– Вы создали компанию сразу, как только вышли в отставку, верно?

– Вроде того. По сути, обзавелся нужными знакомствами, еще готовясь уйти на пенсию. Просто все удачно сложилось. И речь не только обо мне, поймите. Сначала партнеры. Совет директоров – сразу, как мы прошли стадию учреждения. Все честь по чести, прямо и открыто. Я даже не думаю, что во мне до сих пор нуждаются. У меня есть почетная должность, меня по-прежнему просят смазывать колеса там и сям, но дела и без того идут неплохо.

– Однако добровольцы на вас? – спросил Маковой, глядя в окно. Воображение нарисовало, как Армстронг стоит там навытяжку под холодным моросящим дождем.

– Ну, это сын старого друга, – сказал Эмме, устраиваясь в кресле за столом. – Не прижился в армии. Некоторым не суждено. Потерял пару друзей во время первой экспедиции. Повстанцы открыли огонь, когда парни угощали детей конфетами; Армстронг уцелел, а друзья его остались там лежать. В сети болтался ролик. Самое худшее, что может произойти с солдатом. На Армстронге – ни царапины, но ему все равно больно. Бессмысленность, понимаете? Мне и самому ни в жизнь этого не понять, а мы зарабатываем деньги, корча из себя знатоков подобных ситуаций. Выхлопотал для него увольнительную, хочу попытаться вытащить парня. У меня тут заместитель по работе с новобранцами, привез на выходные еще пару новеньких. Сейчас они на пробежке.

– Вы не пригласили Армстронга в дом. – Макэвой внимательно посмотрел на Эммса.

– Будь ваша жена похожа на мою, вы бы не стали набивать дом солдатами, – рассмеялся Эмме, но Макэвой видел, что говорит тот серьезно.

Помолчав, Эмме вздохнул, готовясь перейти к делу.

– Итак. Вы хотели поговорить об Энн.

Макэвой сел на стул, стараясь не смотреть в лицо этому дружелюбному вояке. Вся затея вдруг показалась ему нелепой. Ему нечего сказать этому человеку. Во всяком случае, ничего такого, к чему он вынужден будет отнестись всерьез, что оправдало бы поездку в эту глухомань.

– Мистер Эмме…

– Спарки, – поправил тот.

– Спарки?

– Ладно, расскажу. Когда я был совсем молоденьким офицером, мне в руки попалось одно чудесное приспособление, экономящее время. Я спешил на свидание и решил высушить волосы, сидя в ванне. Уронил этот хренов фен в воду и минут пять плясал, как рыба на песке, пока кто-то из друзей не выдернул чертову штуковину из розетки. Чуть не поджарился. И с тех пор известен как Спарки[21].

– Ух ты, – искренне посочувствовал Макэвой. – Мистер Фисби наверняка сообщил вам, что я расследую обстоятельства гибели Дафны Коттон. Вы слышали об этом деле?

– Скверная история, – покачал головой Эмме. – Бедная девочка.

– Да.

Макэвой выдержал паузу, а потом решил выложить все начистоту.

– Я был там, когда это случилось. Слышал крики. Опоздал на какие-то секунды. Убийца сбил меня с ног.

Эмме молча слушал.