Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление

– Сейчас тебе трудно? – спросил я.

Она вздохнула.

– Да.

– Но сейчас ты не голодна, – уверенно объявил я – утверждая, а не спрашивая.

– С чего ты взял?

– Определил по твоим глазам. На этот счет у меня есть одна гипотеза. По-моему, цвет связан с твоим настроением, а люди обычно злятся, когда голодны, так?

Она засмеялась.

– А ты наблюдательнее, чем я думала.

Вслушиваясь в ее смех, я старался получше запомнить его.

– Значит, это все-таки ты остановила тогда фургон.

Она пожала плечами.

– Да.

– Сколько же в тебе силы?

Она скосила на меня глаза.

– Достаточно.

– А ты смогла бы поднять вес в две тонны?

Мой вопрос прозвучал так заинтересованно, что она немного смутилась.

– Если понадобится. Но я не собираюсь ставить рекорды. Это по части Элинор, в ней силен дух соперничества. Я знаю, что мне никогда не стать такой сильной, как она.

– А насколько она сильная?

– Иногда мне кажется, что она способна поднять гору. Но в ее присутствии я об этом даже не заикаюсь – вдруг загорится и попробует. – Она рассмеялась, и этот смех был спокойным и ласковым.

– На выходных ты охотилась вместе с… Элинор? – спросил я, когда она отсмеялась.

– Да. – Она помолчала, словно не зная, стоит ли рассказывать мне об этом. – Не хотелось уезжать, но пришлось. Мне легче рядом с тобой, когда я не чувствую жажды.

– Почему тебе не хотелось уезжать?

– Вдали от тебя мне… тревожно. – Ее взгляд был мягким, но пристальным, от него становилось трудно дышать. – Когда в прошлый четверг я просила тебя быть осторожнее, я не шутила. Все выходные я беспокоилась о тебе и больше ни о чем не могла думать. После того, что случилось сегодня, мне с трудом верится, что ты благополучно провел выходные и остался целым и невредимым, – она покачала головой и вдруг как будто припомнила что-то: – Вернее, почти невредимым.

– Что?

– Ладони, – напомнила она. Я перевел взгляд на почти зажившие ссадины на ладонях. От глаз Эдит ничто не ускользало.

– Я упал.

– Так я и думала, – уголки губ приподнялись. – Поскольку речь о тебе, могло быть и хуже, и эта вероятность не давала мне покоя все время, пока я была в отъезде. Эти три дня длились целую вечность. Я успела изрядно потрепать нервы Элинор.

– Три дня? А разве вы не сегодня вернулись?

– Нет, еще в воскресенье.

– Тогда почему же никто из ваших не появлялся в школе? – Вспоминая, как я изводился в ее отсутствие, я почувствовал раздражение, граничащее с злостью.

– Ну, ты же сам спрашивал, не жжет ли меня солнце, – нет, не жжет. Но в солнечную погоду мне лучше не выходить – по крайней мере, там, где меня может кто-нибудь увидеть.

– Почему?

– Покажу как-нибудь, – пообещала она.

Некоторое время я обдумывал ее слова.

– Могла хотя бы сообщить, что уже вернулась.

Она озадачилась.

– Но я же знала, что с тобой все в порядке.

– Ага, зато я не знал, где ты. И мне… – я смутился и опустил глаза.

– Тебе – что? – ее шелковистый голос гипнотизировал, как и взгляд.

– Глупо звучит, конечно, но… я места себе не находил. Я уж думал, что ты не вернешься. Думал, ты догадалась, что я обо всем узнал… и решила исчезнуть. И я не знал, как быть дальше… Мне надо было еще раз увидеться с тобой. – Кровь прилила к моим щекам.

Она молчала. Я в тревоге поднял глаза и увидел на ее лице отражение боли.

– Эдит, что с тобой?

Она тихо застонала.

– Так нельзя.

Я не понял, в чем дело.

– Что такого я сказал?

– А разве ты не видишь, Бо? Одно дело – мучиться самой, и совсем другое – когда страдаешь ты. – Ее полные боли глаза были устремлены на дорогу, слова сыпались так быстро, что я едва успевал понимать их смысл. – Не хочу слышать, что тебе пришлось так тяжело. Так нельзя. Я опасна, Бо. Тебе повезет, если ты останешься в живых.

– И пусть.

– Ну и глупо.

– Может быть, зато это правда. Мне все равно, кто ты. Уже слишком поздно.

Она негромко и резко выпалила:

– Не смей так говорить. Еще не поздно. Я могу сделать так, чтобы все стало, как раньше. И сделаю.

Я смотрел вперед, снова радуясь, что на мне шарф. Мою шею сейчас наверняка сплошь покрывали багровые пятна.

– Я не хочу, чтобы все стало, как раньше, – пробормотал я, думая, не убрать ли руку. И не стал. Наверное, и Эдит про нее забыла.

– Прости, это я виновата в том, что случилось с тобой. – В голосе слышалось искреннее сожаление.

Ночная тьма безмолвно неслась мимо нас. Я заметил, что машина сбавила скорость, и даже в темноте узнал привычные ориентиры. Мы въезжали в Форкс. Поездка заняла меньше двадцати минут.

– Завтра увидимся?

– А ты хочешь? – прошептала она.

– Больше всего на свете. – Я сам удивился тому, с какой страстью прозвучали эти слова. Не стоило и пытаться скрыть правду.

Она закрыла глаза. Но машина ни на сантиметр не отклонилась от середины ряда.

– Значит, увидимся, – наконец сказала Эдит. – Мне ведь тоже сдавать сочинение.

Она взглянула на меня, и если ее лицо стало спокойнее, глаза все еще смотрели с тревогой.