Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление

Бросившись к двери, я машинально достала ключ из-под карниза и отперла замок. Внутри дома было темно и пусто – все как обычно. Включив на кухне свет, я кинулась к телефону. Рядом с ним на белой доске аккуратным мелким почерком был записан десятизначный номер. Я принялась набирать его, сбиваясь и пропуская цифры. Пришлось начинать заново. На этот раз я сосредоточилась только на кнопках, старательно нажимая их по очереди. Вторая попытка оказалась успешной. Трясущейся рукой я поднесла трубку к уху. Послышался гудок.

– Привет, Белла, – произнес уже знакомый приятный голос. – Как ты быстро! Не ожидал.

– Что с мамой?

– Не беспокойся, Белла, против нее я ничего не имею. Ну, разве что в одном случае – если ты пришла не одна. – Он говорил легко и насмешливо.

– Я одна. – Еще никогда в жизни я не чувствовала себя настолько одинокой.

– Отлично. Итак, знаешь балетную студию неподалеку от твоего дома, за углом?

– Да. Я знаю, как туда идти.

– В таком случае – до скорой встречи.

Я повесила трубку.

И выбежала из дома на раскаленную солнцем улицу. Оглядываться на дом было некогда, к тому же я не хотела видеть его сейчас, опустевший символ страха, а не надежный приют. Последним, кто прошелся по знакомым комнатам этого дома, стал мой враг.

Мне привиделась мама: вот она стоит в тени большого эвкалипта, под которым я когда-то играла в детстве… А вот склонилась над маленькой клумбой рядом с почтовым ящиком – у нее никак не получалось вырастить там цветы…

Казалось, я бегу возмутительно медленно, как по мокрому песку; даже бетон служил мне недостаточно надежной опорой. Несколько раз я спотыкалась, один раз упала на ладони и ободрала их о тротуар, но поднялась, пошатываясь, и снова бросилась бежать. Наконец я добралась до угла. Еще одна улица, и я опять бегу, задыхаясь и обливаясь потом. Солнце обжигало кожу, его лучи отражались от белого бетона и слепили глаза. От этого жара не было спасения. Как никогда прежде, я мечтала о зеленых надежных лесах Форкса… и о доме.

Когда я наконец повернула в последний раз, на Кактусовую улицу, то увидела, что балетная студия выглядит именно такой, как я ее запомнила. Стоянка перед ней была пуста, вертикальные жалюзи на всех окнах опущены. Я больше не могла бежать – я задыхалась, физическое напряжение и страх одолели меня. Только мысль о маме заставляла меня кое-как переставлять ноги, двигаясь вперед.

Подходя к двери, я увидела на ней рукописное объявление на листе ярко-розовой бумаги, сообщающее, что студия танца закрыта на весенние каникулы. Я взялась за дверную ручку, осторожно подергала ее и обнаружила, что дверь не заперта. С трудом переведя дыхание, я открыла ее.

В сумрачном, пустом и прохладном вестибюле тихонько гудел кондиционер. Пластиковые литые кресла были составлены в ряды вдоль стен, от ковролина пахло шампунем. В западном репетиционном зале было темно – я видела это через большое смотровое окно. В восточном зале, размерами больше западного, горел свет. Но жалюзи на окнах были опущены.

Ужас настолько усилился, что буквально парализовал меня. Я не могла сделать ни шагу вперед.

Внезапно до меня донесся мамин голос.

– Белла? Белла! – все тот же крик на грани паники. Я понеслась к двери, на мамин голос.

– Белла, как ты меня напугала! Никогда больше не смей так делать! – продолжил голос, когда я вбежала в длинный зал с высоким потолком.

Озираясь, я пыталась понять, откуда исходит голос, и вдруг услышала мамин смех и резко обернулась.

И увидела маму: она смеялась с экрана телевизора и с облегчением ерошила мне волосы. Это видео было снято в День благодарения, когда мне исполнилось двенадцать. Мы ездили в Калифорнию, проведать бабушку в последний раз перед тем, как она умерла. В тот день мы ходили на пляж, и я, перегнувшись через край волнореза, чуть не упала в воду. Мама увидела мои болтающиеся в воздухе ноги, пока я тщетно пыталась удержаться на руках. «Белла? Белла!» – в страхе закричала она.

Экран телевизора погас.

Я медленно обернулась. Он стоял возле аварийного выхода так неподвижно, что поначалу я не заметила его. В руках он держал пульт дистанционного управления. Долгую минуту мы смотрели друг на друга, потом он улыбнулся.

Он направился в мою сторону, прошел довольно близко и положил пульт рядом с видеомагнитофоном. Я настороженно повернулась, наблюдая за ним.

– Извини, Белла. Но ведь так даже лучше – не пришлось впутывать твою маму, верно? – Голос звучал любезно и добродушно.

Внезапно до меня дошло: мама в безопасности. Она по-прежнему во Флориде. Моего сообщения она не получала. Темно-красные глаза на неестественно бледном лице не пугали ее неподвижным взглядом. Ей ничто не угрожает.

– Да, – выговорила я, не скрывая облегчения.

– Ты, похоже, не сердишься на меня за обман.

– Нет. – Мысль о том, что маме ничто не грозит, придала мне храбрости. Какая теперь разница? Скоро все будет кончено. Чарли и мама не пострадают, им нечего бояться. Стало так легко, что закружилась голова. Только здравый смысл предостерегал, что я близка к нервному срыву.