Сумерки в раю

Доктор сделал заказ, и им довольно быстро принесли изысканные закуски, сыр и вино. Сомелье наполнил бокалы и с достоинством удалился. И вино, и еда были восхитительными. Тихо и ненавязчиво играла музыка, какой-то старый шансон, и Алена убедилась в том, что доктор и в самом деле натура романтическая. Об этом говорил и его выбор ресторана, и спокойные, но восхищенные взгляды, которые он, отрываясь от вкуснейших блюд, бросал на нее. Какая-то пара танцевала в круге приглушенного света, и перед десертом Антон пригласил Алену присоединиться к ним. Они медленно двигались под знаменитую песню Пиаф «Жизнь в розовом свете», он осторожно обнимал ее за талию, ее руки лежали на его широких плечах и эти прикосновения, такие осторожные и деликатные, были ей куда приятнее, чем опытные касания ее прежних мужчин, слишком озабоченных либо техникой секса, либо самими собой. Алена призналась себе, что он невероятно сексуален, но странно, что это в нем скрыто, не выставлено напоказ.

На следующий день у него была намечена операция, и Антон отвез Алену на виллу. На прощание он поцеловал ей руку, задержавшись губами на запястье. От этого поцелуя голова у нее пошла кругом. В нем было смутное обещание, какая-то светлая надежда, и ей ужасно не хотелось расставаться с ним сейчас и идти в свою комнату, которая была осквернена, да, теперь она осознала это совершенно четко, именно осквернена присутствием Богородского. Но ведь они с Антоном друзья. Или нет? Просто выгодные друг другу партнеры? Она надеялась в глубине души, что Андрей сделает по крайней мере вид, что между ними прошлой ночью ничего не случилось, но она заблуждалась.

Ее встретил Федор, выполняющий здесь, по-видимому, все мыслимые и немыслимые поручения, и сказал, что Андрей Викторович просил, как только она приедет, пройти к нему. Он в библиотеке. Они довольно долго шли по многочисленным переходам, пока не оказались перед створчатой дверью. Из-под нее выбивался слабый свет. Здесь Алена еще не была, но вполне представляла себе это помещение, такое же роскошное, как и все остальные. И она не ошиблась. Библиотека оказалась просто грандиозной. Здесь были собраны такие сокровища, по сравнению с которыми меркла даже античная коллекция Богородского. Скорее всего, все эти книги он купил на каком-нибудь аукционе, где неведомые разорившиеся аристократы выставили на торги библиотеку, скрупулезно собранную на протяжении веков. Здесь были не только книги на русском, но и роскошные фолианты на английском, французском и немецком. Неужто Богородский знает все эти языки и читает эти книги? Вряд ли. Но скептицизм Алены был посрамлен. Андрей сидел в кожаном громадном кресле, и на коленях у него лежала книга в потертом, тисненном золотом переплете. Как Алена ни силилась, но не смогла идентифицировать издание, хотя отметила обилие миниатюр, когда он закрыл ее. У его ног, картинно вытянувшись, лежала собака, даже не пошевелившаяся при появлении Алены.

— Добрый вечер, дорогая. — Богородский поднялся и указал рукой на диван, рядом с которым стоял столик на колесиках, уставленный разнокалиберными бутылками. На его нижней полке стояли бокалы. — Что будешь пить?

— А мы разве перешли на «ты»? — спросила Алена и тут же почувствовала всю глупость своего вопроса. Он ее фразу игнорировал. Что же, прав по-своему.

— Как прошли съемки? — Богородский отогнал собаку, и она ушла, цокая когтями по наборному паркету.

— Хорошо. Но пить мне не хочется.

— Да брось! Пара бокалов вина, я думаю, это было каберне-совиньон, скорее всего, во французском ресторанчике в компании доктора, разве выпивка? Виски?

— Я ненавижу виски. Если уж ты настаиваешь, лучше я выпью все того же каберне.

— У меня оно лучше. — Он достал бокал и налил ей почти до краев, а себе плеснул в стакан бурбона. — Выпьем за начало съемок... И за нас. За нас с тобой.

— За нас? — она пригубила вина и взглянула на него.

Нет. Он вовсе не был пьян, но на лице его играла усмешка, которая Алене совершенно не понравилась.

— А почему это тебя удивляет? По-моему, мы с тобой просто отличная пара. Разве нет? Конечно, я немного опередил события, но мне показалось, что ты была совсем не против. Мы свободные люди, Алена. Взрослые люди. Стоит ли строить из себя недотрогу? О! Только не делай возмущенного лица, девочка. Кому, как не мне, известно все о... в общем, о своих служащих. А ты — моя служащая. Разве не так?

— Это так. Но я не ваша собственность, — слабо запротестовала она, понимая, что ситуация складывается весьма щекотливая.

— Может быть, может быть. — Богородский взял со стола трубку и начал ее набивать. — Но в моей власти сделать так, чтобы ты больше не работала на моем канале. Если, конечно, мы не поймем друг друга. Ты сейчас можешь встать и гордо удалиться, но я не думаю, что ты это сделаешь. Это не в твоих интересах. Сидеть! — прикрикнул он на нее, когда она встала, чтобы уйти, и у нее не было другого выхода, кроме как подчиниться.

Алена была потрясена до глубины души. Сейчас здесь, в чужой стране, она была полностью в его власти. Даже просто уехать она бы не смогла.